Неторопким шагом
По путям обратным, чтоб не расплескать. В граде белокаменном Блажная ватага
Кинула горсть золота: — Подавись ты, мать!
И поднёс я матушке.
Выпила, не охнула.
Прокричали вороны с четырёх сторон.
Но потом родимая,
Как травинка, сохнула.
И стояла братина около икон.
Около икон.
С куста на куст перелетая, Синичья маленькая стая Щебечет, радуясь тому, Что день настал широк и светел, Что пахнет ягодами ветер, Что мир и лад у них в дому. А я брожу по сухотравью Меж снами прошлого и явью И с каждым шагом мне грустней,
Что горек ветер, день тревожен, Что лето кончилось, быть может, Что лада нет в душе моей!
Что в тайниках и есть ли тайники? Я не о тех, что пахнут нафталином, Не тех -
в пространстве песенно-былинном,
Куда глядят с тоской из-под руки
Или идут покаянно с повинной.
Я не о них, хотя и путь к ним свят.
И не о тех живительных и вечных,
Где спят дожди, где зажигает свечи
Осенних рощ ноябрьский закат,
Не о равнинах русских бесконечных.
Но есть ли тайники, что сберегли
Бесстрашие, и жертвенную силу,
И долг живых — не ворошить могилы,
И боль при виде матери-земли
Ограбленной, униженной, но милой?
Где те места, где русский род хранит
Непорченые зёрна для посева,
Где русая с небесным взором дева
Богатыря Илюшеньку родит,
Исполненного праведного гнева?
Как будто Китеж, 'Курск' или 'Варяг',
Нас поглощает медленно пучина.
Где мужество, чтоб не искать причины,
А бить врага лишь потому, что — враг,
Чтоб не стыдиться матери за сына?
Выбрасывают книги на помойку.
Наверно, завершают перестройку.
Иль, может быть, готовит человек
Себя к отплытью в XXI век.
А там всё будет круто и толково,
Обузой станет человеку Слово.
Не будет ни сонета, ни романа,
А будут только кнопки да экраны.
И всё заменит — шёпот, стон и крик -
Компьютерно-рассудочный язык.
И будут петь и плакать — все на нём…
Но, слава Богу, мы не доживём.
В этом нищем краю,
безответном таком и былинном, Позабыла земля
заскорузлые руки забот. Пролетят журавли
запоздалым, тоскующим клином,
И рванётся вослед в поднебесье
пернатый народ. И закружатся листья
в какой-то отчаянной пляске, Унося за собой волглый запах
берёз и осин. И смешаются странно
земные с небесными краски, И потянет от берега
холодом первых седин. Не зови, не проси меня
край этот нищий оставить. Я навеки прирос к неприкаянной
русской земле. Вот декабрь придёт,
и сотрёт всё случайное заметь, И повыжгут морозы всё то,
что рождалось во зле. И тогда по весне,
под апрельские тёплые зори Зашумят и наполнятся
радостным светом леса, И очнутся поля от сиротства,
безверья и горя, И о верности отчей земле
возгласят небеса.
ЖАЛЯЖЪ

3. 'Несчастное дитя казармы и тюрьмы'
Свои странствия по Северу Александр Добролюбов начал весной 1898 года, расставшись с университетом, уже будучи автором книги стихов 'Natura naturans. Natura naturata' ('Природа порождающая. Природа порождённая'). Отдельные вехи его биографии буквально смыкаются с клюевскими. С конца 1898- го до весны 1899 года он пребывает в Соловецком монастыре, готовится принять послушание, носит вериги,