тягостных условий? Дотоле щадили они в крестьянах свою
собственность, — тогда корыстолюбивые владельцы захотят взять с
них все возможное для сил физических: напишут контракт, и
земледельцы не исполнят его, — тяжбы, вечные тяжбы!.. Во втором
случае, буде крестьянин ныне здесь, а завтра там, казна не
потерпит ли убытка в сборе подушных денег и других податей? Не
потерпит ли и земледелие? Не останутся ли многие поля не
обработанными, многие житницы пустыми? Не вольные земледельцы, а
дворяне наиболее снабжают у нас рынки хлебом. Иное зло: уже не 73
завися от суда помещиков, решительного, безденежного, крестьяне
начнут ссориться между собою и судиться в городе, — какое
разорение!.. Освобожденные от надзора господ, имевших собственную
земскую исправу, или полицию, гораздо деятельнейшую всех земских
судов, станут пьянствовать, злодействовать, — какая богатая жатва
для кабаков и мздоимных исправников, но как худо для нравов и
государственной безопасности! Одним словом, теперь дворяне,
рассеянные по всему государству, содействуют монарху в хранении
тишины и благоустройства: отняв у них сию власть блюстительную,
он, как Атлас, возьмет себе Россию на рамена — удержит ли?..
Падение страшно. Первая обязанность государя есть блюсти
внутреннюю и внешнюю целость государства; благотворить состояниям
и лицам есть уже вторая. Он желает сделать земледельцев
счастливее свободою; но ежели сия свобода вредна для государства?
И будут ли земледельцы счастливы, освобожденные от власти
господской, но преданные в жертву их собственным порокам,
откупщикам и судьям бессовестным? Нет сомнения, что крестьяне
благоразумного помещика, который довольствуется умеренным оброком
или десятиною пашни на тягло, счастливее казенных, имея в нем
бдительного попечителя и заступника. Не лучше ли под рукою взять
меры для обуздания господ жестоких? Они известны начальникам
губерний. Ежели последние верно исполнят свою должность, то
первых скоро не увидим; а ежели не будет в России умных и честных
губернаторов, то не будет благоденствия и для поселян вольных. Не
знаю, хорошо ли сделал Годунов, отняв у крестьян свободу (ибо
тогдашние обстоятельства не совершенно известны), но знаю, что
теперь им неудобно возвратить оную. Тогда они имели навык людей
вольных — ныне имеют навык рабов. Мне кажется, что для твердости 74
бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать
им не вовремя свободу, для которой надобно готовить человека
исправлением нравственным, а система наших винных откупов и
страшные успехи пьянства служат ли к тому спасительным
приготовлением? В заключение скажем доброму монарху: «Государь!
История не упрекнет тебя злом, которое прежде тебя существовало
(положим, что неволя крестьян и есть решительное зло), — но ты
будешь ответствовать Богу, совести и потомству за всякое вредное
следствие твоих собственных Уставов».
Не осуждаю Александрова закона, дающего право селениям
откупаться от господ с их согласия; но многие ли столь богаты?
Многие ли захотят отдать последнее за вольность? Крестьяне
человеколюбивых владельцев довольны своею участью; крестьяне
худых — бедны: то и другое мешает успеху сего закона.
К важнейшим действиям нынешнего царствования относятся меры,
взятые для уравнения доходов с расходами, для приведения в лучшее
состояние торговли и вообще государственного хозяйства. Две
несчастные войны французские, Турецкая и, в особенности, Шведская
заставили казну умножить количество ассигнаций; случилось
необходимое: цены на вещи возвысились и курс упал; а разрыв с
Англией довершил сие бедствие. Грузные товары наши могут быть
единственно отпускаемы морем; число иностранных кораблей в
российских гаванях уменьшилось, а произведения фабрик
европейских, легкие, драгоценные, входили к нам и морем и сухим
путем. Исчезло всякое равновесие между ввозом и вывозом. Таково
было состояние вещей, когда показался Манифест о налогах; вместо
того, чтобы сказать просто: «Необходимое умножение казенных
расходов требует умножения доходов, а новых ассигнаций не хотим
выпускать», — правительство торжественно объявило нам, что 75
ассигнации не деньги, но составляют необъятную сумму долгов
государственных, требующих платежа металлом, коего нет в казне!..
Следствием было новое возвышение цен на все вещи и падение курса.
Первое — от новых налогов, второе — от уменьшения доверенности
иноземцев к нашим ассигнованиям, торжественно оглашенным
сомнительными векселями. Скажем о том и другом несколько слов.
Умножать государственные доходы новыми налогами есть способ
весьма ненадежный и только временный. Земледелец, заводчик,
фабрикант, обложенные новыми податями, всегда возвышают цены на
свои произведения, необходимые для казны, и чрез несколько
месяцев открываются в ней новые недостатки. Напр., за что Комис-
сариат платил в начале года 10 т[ысяч] руб., за то, вследствие
прибавленных налогов, подрядчики требуют 15 т[ысяч] руб.! Опять
надобно умножать налоги, и так до бесконечности! Государственное
хозяйство не есть частное: я могу сделаться богатее от прибавки
оброка на крестьян моих, а правительство не может, ибо налоги его
суть общие и всегда производят дороговизну. Казна богатеет только
двумя способами: размножением вещей или уменьшением расходов,
промышленностью или бережливостью. Если год от года будет у нас
более хлеба, сукон, кож, холста, то содержание армий должно
стоить менее, а тщательная экономия богатее золотых рудников.
Миллион, сохраненный в казне за расходами, обращается в два;
миллион, налогом приобретенный, уменьшается ныне вполовину,
завтра будет нулем. Искренно хваля правительство за желание
способствовать в России успехам земледелия и скотоводства,
похвалим ли за бережливость? Где она? В уменьшении дворцовых
расходов? Но бережливость государя не есть государственная!
Александра называют даже скупым; но сколько изобретено новых
мест, сколько чиновников ненужных! Здесь три генерала стерегут 76
туфли Петра Великого; там один человек берет из 5 мест жалованье;
всякому — столовые деньги; множество пенсий излишних; дают взаймы
без отдачи и кому? — богатейшим людям! Обманывают государя
проектами, заведениями на бумаге, чтобы грабить казну...
