— М-мэ… вывой… вдодовый… — с облегчением пробубнил Серый пленник через кляп.
— Перед каждым заданием тебе будет даваться девять часов, чтобы переговорить с твоими… друзьями, — презрительно бросила женщина. — Ваши вещи тут же. Но вы будете сидеть взаперти.
Она вышла, заперев дверь снаружи. Я, поскольку был совершенно свободен от кандалов и веревок, кинулся тут же развязывать веревки своим спутникам. Волк, освободившись от пут, тут же полез обниматься:
— Здорово, друг, ты какими ж путями тут очутился?
— Такими же, как и вы, — угрюмо пожал плечами я, Волк удивленно отстранился.
Василиса сидела сама не своя. Я осторожно подсел рядом, делая вид, что не вижу, куда сажусь. Вредная красавица тотчас встала и, походив, села в противоположном конце помещения. Я предпринял еще одну неудачную попытку пристроиться поближе и заговорить. Но Прекрасная, она же Премудрая, вела себя так, словно меня и не существовало вовсе. Тогда я понурился окончательно и углубился в самый дальний угол.
От голода начинало подташнивать. Я попробовал пожевать 'Орбит', но голод не унялся, и появился страх, что, вопреки правилам, 'червячок' заморит меня, а не я его. Тогда пришлось встать и хмуро попросить у Волка бутерброд из сумы. Волк, заметив мое крайне странное поведение (обычно я шучу и острю по каждому поводу, а не хожу злобный, как сыч), принялся по-дружески расспрашивать меня. Сперва я отвечал грубо и неохотно, но, заметив, что Вася уснула, разговорился сам.
— Слушай, Волчик, что мне делать? — взмолился я шепотом, чтобы не разбудить главного 'врага' — царевну.
— С чем? — не понял мой весьма необычный напарник. Я удивился: обычно он угадывал мои реплики с полуфразы, на одну шестнадцатую телепат, все-таки, но пояснил:
— Понимаешь, Василиска не хочет со мной разговаривать…
— Знаю, — ухмылнулся Волк.
— … она даже рядом со мной сидеть не хочет…
— Знаю.
— … она даже видеть меня не хочет…
— Знаю!
— …Но почему?!
— Как 'почему'? Из-за той глупой ссоры.
— Но… она же пошла со мной мириться?
— А ты откуда знаешь? — вылупился на меня Волк.
Я вкратце пересказал ему все, что видел и слышал.
— Так что ты думаешь?
— А, Бог их, женщин, разберет, — мой друг махнул хвостом. — И вообще, вы двое прямо как дети малые. Возни с вами точно столько же! Вообще-то, ты знаешь, я в таких делах не советчик, но… сделай ей комплимент какой-нибудь — и обида на глазах растает. Эт я те точно говорю.
— Спасибо! — шепнул я и, обнадеженный, отполз в свой угол. Ничего-о, вот проснется Прекрасная, я ей такую бомбардировку комплиментами устрою — ого-го.
Однако, проснувшись, Василиса, как ни поразительно, напрочь забыла о новой обиде. Едва открыв глаза, она приветливо пожелала мне доброго утра и тут же поинтересовалась:
— Ой, а где это мы?
— А ты что, не помнишь? — удивился Серый Волк.
— Не-а… помню, как чай пили, как мириться пошла — и все. Больше ничего.
— Похоже на легкую амнезию. Неудивительно, — рассудил Волк. — Тот мужик врезал ей по голове.
— Кто?! — возмутился я. — Волк, покажи мне его, я ему руки пооткручу! Ну надо же было напасть на беззащитную, слабую девушку…
— Эй-эй! Это я-то слабая? — подобиделась царевна.
— Успокойся, — попросил я. — Не хватало еще в такой момент снова поссориться. Вы в курсе, что нам на пребывание вместе отведено всего девять часов, из которых три уже прошли?
— А… что, собственно, случилось? — спросила Вася; ее немного напугал мой серьезный тон: обычно я так серьезно не разговариваю. Но дела наши пошли хуже, я это понимал, каким-то шестым чувством ощущая, что это не просто три задания. Они зачем-то нужны этой женщине. И женщина эта — не та, за кого хотела бы себя выдавать…
И я вместе со своими соображениями насчет заданий пересказал ей суть дела.
— Интересно, кто она… — завершил я свою речь.
— Я, кажется, знаю, — поморщилась Вася. — Так… говоришь, фигуристая?
— Ну.
— С перстнем на указательном пальце?
— Ну.
— Так это дочурка князева!
— Как? Она не могла! Кода я пошел в ванную, она ведь… она… ой, черт… а ведь и впрямь, похоже, она! Как там ее? Ангелина?
— Анабелла. Ладно, что будем делать?
Я хмыкнул.
— Ну ты ж у нас Премудрая, ты и придумывай.
— Интересно, а ты?
Я по-хамски разлегся на большом выступе, словно на печи, дома я всегда на печи лежал, когда ничего не хотелось делать, и нарочно сладко зевнул:
— А я… а-ы-ы… подремлю малость.
— Ах, так?! — возмутилась Вася. — Я, значит, все ему делай: и рубаху стирай, и обед готовь, и задания княжнины выполняй, а он тут дремать вознамерился?! Паршивец!
— А что такого-то? Я и так вон сколько всего делаю. Имею право отдохнуть?
— Интересно, ЧТО ты делаешь?
— Русь спасаю! — патетически воскликнул я.
— Ах, ты… — она подошла ко мне и, не в силах найти дипломатичный способ поднять меня с места, ка-ак пнет меня. — Ах, ты, лентяй окаянный!
Слово 'лентяй' я бы еще потерпел, меня частенько так называют, но зачем пинаться-то?! И я, вскочив на ноги, легонько толкнул ее. Другое дело, что получилось не совсем легонько…
— Болван! Ты что творишь? Получай!
И в мой нос врезался изящный царевнин кулачок. А я-то думал, что те времена, когда мы дрались на каждом шагу, давно прошли.
Вечером, по истечении срока, к нам явилась Анабелла (ух, ну и имечко, нерусское какое-то). Я наконец убедился в том, что это действительно она: в подземелье было светло благодаря лампочке на потолке, и я смог ее рассмотреть как следует. Да, это она. Юная девица двадцати лет отроду, имеющая пышные формы голливудского идеала, с короткой стрижкой 'под мальчика' грязно-каштановых встрепанных волос, со стальными глазами и грубыми повадками девушки-панка. Собственно, она ею и была: кольцо в губе (пирсинг), логотип какой-то известной группы на черной майке, кожаные штаны и бесконечные металлические побрякушки явно были атрибутами этого движения. На указательном пальце левой руки красовался массивный перстень не то с черепушкой, не то с мертвой головой. Я нервно сглотнул, почему-то вспомнив дом Покрышкина. Заметив мой ненормальный взгляд в сторону ее перстня, Анабелла сжала руку в кулак и убрала в карман. Подозвав меня, она велела мне выйти за дверь. Я повиновался.
— Короче, вот что, — голос у нее был властный и грубый, почти мужской. — Твое первое задание. Не выполнишь — умрешь. И дружки твои с тобой вместе. А выполнишь — дам другое задание.
— Да что я тебе, в рабы, что ли, продался?! — попытался возмутиться я.
