поблядушки Коллонтай “Дорогу крылатому эросу! Письмо к рабочей молодежи”, нет, я просто старался не перечитывать эти удивительные и в своем роде несравненные строки. И если б не Барсик, наверное, и сейчас не вспомнил бы, как прихотливо развлекался А.А. Блок со своей быстроногой Виолой.
Впрочем, боюсь, что мои сатира и юмор запоздали как минимум на столетие, поскольку пресловутая “Проблема Пола”, тревожившая предреволюционных барышень и гимназистов, уже давно не кажется нам проблемой (“Ноу проблем!” — как говорит Жора), мы за ненадобностью сбросили даже этот прозрачный камуфляж и радостно заголились, и нынешних отроков и отроковиц любви учит не “первый пакостный роман”, а подробные научно-популярные и веселенькие инструкции колумнистов женских, мужских и розово-голубых журналов.
Как некогда писал Пригов и цитировал ваш покорный слуга: “Да он и не скрывается”. Как-то в клубе “Маяк” я слушал и смотрел выступление девичьего ансамбля, специализирующегося на исполнении советских лирических песен. Песни эти я знаю и люблю, пели и аккомпанировали девушки замечательно, да и сами были хороши собой, особенно маленькая прыгучая скрипачка, так что вечер явно удался, единственно, что меня слегка коробило и казалось немного безвкусным, это нарочитая и, на мой взгляд, избыточная ирония, которую всеми доступными им выразительными средствами обозначали юные исполнительницы. Мне казалось, что тексты этих песенок и без того настолько беззащитно-простодушны, что и без всякого нажима и педалирования вызовут у нормального человека невольную усмешку.
Но уже в такси, под совсем иные и совершенно невыносимые песни, я подумал о том, что, быть может, ирония-то относилась не только к бесхитростным словам Фатьянова, Исаковского и Лебедева-Кумача, а вообще ко всей этой лирической “черемухе” и к убежденности всей предыдущей мировой поэзии в том, что “жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить?”, и что так же насмешливо мои младые современницы воспримут и священное умоисступление Сапфо, и катулловское “Люблю-ненавижу”, и “Новую жизнь” Данта, и цветаевский “вечный привкус на губах твоих, о страсть”. А вот это было бы печально и, быть может, непоправимо. Потому что основания для смотрения свысока на любовные страсти-мордасти ушедших эпох у нынешнего юношества очень уж шаткие, и знание того, что оргазмы подразделяются на вагинальные и клиторальные и что отсутствие оных самым пагубным образом влияет на физическое и психическое самочувствие, само по себе, наверное, полезное, не делает нас мудрее и защищеннее пред вечными безднами, ужасами и восторгами того, что мы, несмышленыши, привыкли называть половой жизнью и межличностными взаимоотношениями.
Помните школьников из “Brave New World”, ужасающихся и не верящих экскурсоводу, который повествует о жестоких и темных временах первобытной дикости, когда детишкам почему-то запрещали трахаться?
Но иногда закрадываются подозрения в том, что и это антиутопическое вселенское б…ство было бы здоровее, чем эротические свычаи и обычаи нашего времени, потому что вековая борьба с ханжескими запретами проложила дорогу не крылатому Эросу, а более мелкому и унылому бесу, и для юношей, вязнущих во Всемирной паутине, по слову Жорика, “лучшая девчонка — правая ручонка”, ведь среди своих одноклассниц и однокурсниц они никогда не найдут таких сисястых, длинноногих и на все согласных красоток, как на сайте devchjonki.ru!
Впрочем, не исключено, что все это я сильно преувеличил от старческой досады на изменяющую жизнь и от той самой не до конца сублимированной похоти, взыгравшей от вида юной и сексапильной скрипачки… Дай Бог, чтобы так…
А все-таки правильно мы сделали, что кастрировали нашего кота Пузыря! Характер у него, при ангельской наружности, остался скверный, трусовато-драчливый и шкодливый, как у Жорика, но зато от неприятных маскулинных запахов и завываний торжественной страсти мы и себя, и его избавили.
А закончить эту сомнительную главу я хочу словами старого мудрого Опоссума:
25. Именины сердца
Суетность и условность наших эстетических пристрастий поистине удивительны и смехотворны!
Представим барышню, которая обтянула бедра юбкой из зеленого панбархата в лиловый и пунцовый цветочек, подпоясалась каким-то серо-бурым кушачком, напялила лазурную блузку с белыми кружевными рюшечками, а сверху еще нахлобучила златоблещущую шляпку!
При встрече с подобным чучелом большинство из нас хмыкнуло бы насмешливо и вообразило бы себе, что сказали бы Эвелина и Арина из “Модного приговора”. А я бы вообще, приняв ее за умалишенную, испуганно отвел бы глаза и ускорил шаг от греха подальше.
А ведь именно так наряжается родная природа в свой радостный брачный период, и мы торчим в пробках со своими мангалами и бутылками, чтобы выбраться на ее не такое уж, прямо скажем, девственное лоно, и именно это, как ни странно, зовется неброской красотой русской весны.
Ну а моим маленьким персонажам никуда для этого и ехать было не надо — вышел со двора, сел на починенную Чебуреком скамеечку и сиди, жмурься, грей на солнышке старенькие косточки или носись как угорелый по свежей, пахучей траве, прыгай в еще ледяную, слепящую воду Медведки и ори во все горло песнь — то ли торжествующей любви, то ли просто радости — как Шиллер с Бетховеном и Тютчев с Митей Карамазовым, да и вся объединенная Европа в придачу:
Хором:
