Кохинор Анфиса, Кохинор Полина
Дурацкие игры магов. Книга вторая
Часть первая.
Глава 1.
Возвращение короля Годара.
Громадная пещера. Огненные знаки на потолке. Серебряные надписи на стенах. Диме смутно знаком этот язык. Маг смотрит на блестящие строки и бессмысленно улыбается, ритмично повторяя сладкозвучные, пьянящие слова. Перед глазами пляшут радужные точки, то сливаясь в блестящие всполохи, то взрываясь разноцветным фейерверком. 'Какой приятный сон', - мелькает ленивая мысль.
'Всё правильно, мальчик. Взгляни на свой перстень', - звучит в голове вкрадчивый голос, и Дмитрий послушно смотрит на руку: металл плавится, впитываясь в кожу, камень выскальзывает из оправы, ударяется о плиты и, прощально сверкнув рубиновым светом, катится в темноту. Маг провожает его равнодушным взглядом и закрывает глаза…
Матёрый серебристый Волк тенью выскользнул из-за белоствольных деревьев, принюхался и стал подкрадываться к дому провидицы. Широкие лапы мягко и бесшумно ступали по росистой траве, чуткие уши ловили каждый подозрительный звук, шоколадные глаза блестели азартом. Подобравшись к крыльцу, зверь радостно оскалился, отряхнулся, и в тоже мгновенье входная дверь едва слышно скрипнула.
- Здравствуй, сынок. Я жду тебя.
Волк обиженно заскулил: 'Всегда так! Хотел сделать сюрприз, но ты всё знаешь наперёд'.
- Глупышка…
Провидица ласково погладила зверя по мягкой, влажной шерсти, и тот заурчал, жмурясь от удовольствия. На глазах Марфы выступили слёзы - с тех пор, как Артём вернулся из Камии, она, как ни старалась, не могла смотреть на него спокойно. Неизлечимое безумие сына разрывало сердце матери, да ещё провидческий дар нашёптывал, что исцелить страшный недуг способна только смерть. 'Смерть…' - скорбно подумала магичка, и в душе шевельнулась безрассудная надежда - ночью у неё случилось видение. Короткое, но ясное и чёткое. Слёзы на глазах высохли, и Марфа потрепала разомлевшего от ласки Волка по загривку:
- Идём в дом, Тёма. Я напою тебя чаем. Или кофе?
- Кофе! - воскликнул Артём, мгновенно обернувшись человеком.
Почти бегом он влетел в гостиную, сбросил радужный плащ прямо на пол и плюхнулся в низкое кресло у камина. Марфа вошла следом, перед ней плыл серебряный поднос с тонкими фарфоровыми чашками и бронзовой изящной пепельницей. Провидица не любила запаха табака, но ей пришлось смириться с вредной привычкой сына. Артём одобрительно кивнул, взял с подноса чашку, а в пальцах задымилась длинная коричневая сигарета. Тонкие запахи дорого табака и кофе смешивались с тоскливым, пугающим ароматом безумия, и лишь огромным усилием воли женщина сдержала слёзы.
- Ты повзрослел, мой мальчик, - задумчиво проговорила она, обдумывая как начать разговор.
- А как же! - весело откликнулся временной маг. - Я стал искусным чародеем, правителем Лирии, а скоро ещё и женюсь. Пусть только Ника чуть-чуть подрастёт!
Артём глубоко затянулся, выпустил витиеватую струю дыма и растянул губы в радостной улыбке. Марфа со вздохом кивнула: сын улыбался, но его шоколадные глаза оставались скорбными и безжизненными.
- У меня было видение, Тёма, - тихо сказала магичка, словно боясь, что кто-то может подслушать.
Временной маг подобрался. Взмахом руки накрыл комнату защитным полем, наклонился вперёд, лихорадочно вглядываясь в лицо матери, и севшим от волнения голосом спросил:
- О Диме?
- Да. Он скоро вернётся, Тёма.
- Когда?
Артём нервно вертел в руках сигарету и смотрел в рот провидицы, точно опасался, что слова убегут, не достигнув его ушей.
- Я же сказала - скоро.
- Здорово! Где он появится?
- Ты слишком многого требуешь от меня, Тёма, - грустно улыбнулась Марфа. - Я видела только Диму. Он вернётся в Лайфгарм - это всё, что я могу сказать.
- Не густо, но всё равно спасибо, - проворчал временной маг, снял щит и поднялся: - Пойду, прогуляюсь.
Он подхватил с пола радужный плащ, накинул его на плечи и, не оглядываясь, покинул гостиную. Лёгким движением Марфа уничтожила поднос, чашки, пепельницу, перенеслась на балкон и вцепилась пальцами в деревянные перила: по дорожке стремительно нёсся огромный серебристый Волк. Теперь, когда сын ушёл, можно было не сдерживаться, и по щекам потекли слёзы. С каждым днём Артёму становилось хуже. Его всё чаще охватывали приступы бессильной ярости, и только Белолесье могло успокоить своего любимца.
Марфа смотрела, как, подвывая и мотая лохматой головой, Волк катается по мокрой траве, и пыталась убедить себя, что возвращение короля Годара принесёт сыну исцеление…
Ранним утром длинная вереница гномьих повозок выехала из крепости Краст и вдоль каменных склонов Инмарских гор направилась в Рогул. Торговцы пребывали в приподнятом настроении: они выгодно продали товары в Илисе, Вирэли и Литте и возвращались домой с приличным кушем. Мохноногие лошадки неторопливо ступали по пыльной дороге, полупустые телеги мерно поскрипывали, а гномы слажено распевали песни о родном Герминдаме.
Неожиданно песня оборвалась, возницы натянули поводья: из-за поворота показался худой высокий человек в ветхой, заношенной до дыр одежде. Длинные, давно не мытые волосы походили на стог полусгнившей соломы, свалявшаяся клокастая борода грязным комком била по тощему животу. Оборванец брёл по середине дороги, как чумной, и не собирался сворачивать в сторону.
Гномы недовольно загалдели, и Яков ван Дрейк, старшина обоза, поднял руку. Повинуясь молчаливому приказу, с головной повозки соскочил возница и ходко направился к бродяге.
- Эй, дед, сойди на обочину, нам нужно проехать!
Но оборванец никак не отреагировал на слова гнома, он продолжал идти, пока не наткнулся на лошадь, впряжённую в первую телегу. Ткнувшись в морду животного, бродяга застыл, похлопал глазами, попытался сделать шаг, однако, вновь столкнувшись с препятствием, замер и тупо уставился перед собой.
- Да ты пьян, приятель, - насмешливо воскликнул гном, но путник не ответил.
Мотнувшись из стороны в сторону, он сел в дорожную пыль у ног лошади и закрыл глаза.
- Здрасте, приехали, - с досадой проворчал возница и брезгливо коснулся тощего плеча: - Эй, вставай! Ты меня слышишь?
Бродяга покачнулся и, точно подрубленный куст, завалился на землю. Гном недобрым словом помянул всех его родственников и, склонившись, принюхался. Вопреки ожиданиям, вином от мужика не пахло.
- Больной, видать!
Ворча и переругиваясь, гномы слезли с повозок, столпились вокруг оборванца и вопросительно уставились на старшину. Яков ван Дрейк оглядел костлявую фигуру бродяги, почесал густую бороду и сокрушённо вздохнул.
- Не гоже оставлять больного старика на дороге. Грузите! Довезём до ближайшего постоялого двора и оставим на попечение хозяина.
Гномы перенесли босяка в повозку, подложили ему под голову скатанный плащ и прикрыли одеялами. Однако бедняга не хотел лежать спокойно. Он стонал и ворочался, порываясь встать, так что герминдамцам
