пришел, на часы посмотрел. Тридцать пять было. Значит, ушли в половине одиннадцатого.
– Понятно. – Натаниэль повернулся к шамесу.
– Давайте войдем внутрь, – попросил он. – Покажете мне, как вы нашли тело, – он водрузил на голову старенькую ермолку из потертого бархата.
Народу здесь оставалось немного – человек десять-пятнадцать, все те же пожилые мужчины. Они разбились на две группы: меньшая толклась у книжного шкафа, большая окружала биму. В этой группе что- то негромко обсуждали.
Розовски ненадолго остановился у входа, затем в сопровождении шамеса двинулся вперед. Сыщика заметили, мгновенно замолчали и расступились.
Дарницки выжидающе посмотрел на него.
– Расскажите-ка мне еще раз, как, где и когда вы нашли тело рабби Элиэзера, – попросил Натаниэль.
Дарницки нахмурился.
– Все-таки я не понимаю, – сказал он. – Полиция же арестовала кого-то. Что же вы здесь делаете? – спросил Дарницки.
– Во-первых, я не полицейский, – ответил Натаниэль. – Во-вторых, я хочу составить для себя полную картину происходящего. Привычка такая, с давних времен. Кроме того, рабби Давид Каплан попросил меня еще раз поговорить с вами, кое-что уточнить… Впрочем, если у вас нет желания со мной разговаривать – ваше право. Я еще раз повторяю: я не полицейский, а потому отвечать на мои вопросы вы не обязаны.
Мужчины, стоявшие вокруг них с Дарницки негромко загудели. Йосеф шикнул, они отошли. Шамес поманил Натаниэля и отошел в угол.
– Значит, рабби Давид не верит в то, что полиция арестовала настоящего убийцу? – спросил он, понизив голос. – Очень хорошо. Я тоже. Спрашивайте.
Натаниэль спросил:
– Припомните, пожалуйста, действительно ничего не пропало, кроме «Мегилат Эстер»?
– Ничего, – не задумываясь ответил шамес. – Меня уже сто раз спрашивали. Все было выброшено из хранилища свитков и из книжного шкафа. Но ничего не пропало.
Натаниэль окинул взглядом дверцу хранилища рядом с арон-кодешем. Дверь была новой. Он повернулся к книжному шкафу. Смутная мысль, еще не оформившаяся, не давала ему покоя.
– Когда вы вошли… – он сделал паузу. – Тогда, в тот злосчастный вечер… Вы сразу увидели рабби Элиэзера? Покажите еще раз, где лежало тело?
Йосеф Дарницки еще больше помрачнел, а худощавое его лицо побледнело – видимо, страшная картина недавнего события встала перед глазами.
– Вот здесь, – реб Йосеф указал на место рядом с бимой. – Лица его не было видно от двери, так что я не сразу понял, что это рабби.
Натаниэль окинул взглядом помещение синагоги. По мнению полиции, дело обстояло так. Пеле пришел сюда на вечернюю молитву, затем улучил момент и забрался внутрь помоста.
Розовски наклонился и заглянул под лесенку, ведущую на биму. Да, в эту нишу можно было бы забраться – имея комплекцию подростка. Собственно, Цедек как раз и имел такую комплекцию.
Сыщик выпрямился. Дождавшись, пока синагога опустеет, преступник выбрался из бимы и попытался взломать арон-кодеш. Не удалось. Тогда Пеле взломал второе хранилище. Тут неожиданно вернулся раввин, зажег свет, увидел грабителя. Дальше произошла драка – кто на кого напал первым, пока неясно. Результатом стало убийство раввина и бегство грабителя…
Розовски покачал головой. Все это было шито белыми нитками. Спрятаться внутри помоста мог только недомерок вроде Пеле. Но вот сдавить горло крупного и высокого раввина Элиэзера такой недомерок не мог. Для этого, во-первых, рабби Каплан должен был наклониться и терпеливо ждать, пока короткие и слабые ручки наркомана как следует обхватят его шею.
И еще одно смущало Натаниэля. Выброшенные из шкафа книги. Если вор побывал здесь ранее (иначе и быть не могло – выбрал же он заранее объект, иначе не лез бы в хранилище), то должен был знать: ничего ценного среди здешних книг не было. Ценного – с прикладной точки зрения, разумеется. Молитвенники, которые продаются на каждом шагу. Разрозненные тома Талмуда. Пятикнижие – в том числе, с параллельным русским переводом. Нет, это не добыча для взломщика.
– А как валялись эти книги? – спросил Натаниэль.
– Что значит – как валялись? – шамес недоуменно взглянул на него. – Так и валялись – по всей синагоге… – он задумался. – Ну, вот тут лежала книга, вот тут, – он принялся показывать пальцем. – Даже на рабби Элиэзере, благословенна будь его память, прямо на его правом плече тоже был молитвенник.
Розовски снова посмотрел на шкаф, потом на место, где лежало тело убитого раввина. Еще раз окинув взглядом внутреннее убранство синагоги, он подошел к одному из двух окон и выглянул из него.
Окно выходило во двор, на стену соседнего здания. Серая нештукатуреная стена была почти глухой, только на уровне второго этажа Натаниэль заметил небольшое окошко.
Небольшое, но вполне достаточное, чтобы в него пролез человек. Детектив внимательно осмотрел окна синагоги.
– Вы их часто открываете? – спросил Розовски шамеса, который неотступно следовал за ним и повторял его жесты: выглянул во двор, задрав голову уставился на окно соседнего дома, затем чуть ли не носом провел по оконным рамам. – В тот вечер они были открыты?
– Не помню, – шамес развел руками. – Полиция тоже спрашивала. То есть, я помню, что утром накануне я их открывал. Помню, что закрывал. не помню только, закрывал ли на защелку. Они тут тугие, – подняв одну из рам, он тут же продемонстрировал это Натаниэлю.
– Вот тут, по-моему, была открыта, – сказал шамес, указывая на своеобразную полунишу в дальнем конце зала. – В том закутке. Я оттуда звонил в полицию.
Натаниэль прошел на указанное место. Здесь окно могло быть и открытым и закрытым – его размеры не позволяли проникнуть даже такому миниатюрному вору, каким был Пеле. Детектив окинул взглядом высокий – до потолка – стеллаж с какими-то папками, тетрадями.
– Что вы здесь храните? – спросил он.
– Архив, – ответил Дарницки. – Пинкосы, письма. Просьбы. Мало ли…
Они вернулись в основной зал.
– Ладно, – сказал Розовски. – Значит, из свитков и утвари, кроме «Мегилат Эстер», ничего не пропало. А как насчет книг?
– Тоже ничего.
– Скажите, реб Иосиф, вам знакомо имя Даниэль Цедек?
Шамес задумался.
– Цедек… Цедек… Что-то знакомое… Да! – его лицо просветлело. – Это такой шлимазл, маленький, на мальчишку похожий? Вспомнил. Тощий, в чем только душа держится… Он за рабби Элиэзером как собачонка привязанная бегает, – тут Дарницки помрачнел и добавил упавшим голосом: – То есть, бегал. А-а… – он яростно махнул рукой. – Да… А что вы о нем спрашиваете?
– В тот день, накануне убийства он тут был?
– Тут? В синагоге? Так он в синагогу очень редко заходил. Он рабби Элиэзера на улице ждал, на углу. Рабби обычно приходил пешком. Так вот этот… Дани, да? Так этот Дани его встречал и провожал до калитки. А после уходил, да. Рабби мне рассказывал, что этот Цедек чуть ли не пять раз в тюрьме сидел. Наркоманом был. А потом все бросил. Рабби Элиэзер с ним как раз в тюрьме и познакомился. Он часто навещал заключенных, наш рабби, особенно тех, кто в этом квартале вырос. Да.
– И все-таки, – повторил Натаниэль, – в тот день он тут был? Не в синагоге, может быть, во дворе или на улице?
– По-моему, нет… Дня за два до того – был. Я запомнил, потому что Цедек зашел в синагогу. Редкий случай, я же говорю. Он рабби не дождался – просто рабби пришел в тот раз минут на двадцать раньше.
– И что же? – спросил Розовски. – Вы вспомните, вспомните, реб Иосиф, он при вас зашел?
– При мне, а как же. Так а что я должен вспомнить? Зашел и зашел.
– Как он себя вел? У вас не сложилось впечатления, что он присматривается к чему-то? К шкафам, к
