- Никому... ни единой душе...
- Мог бы и не предупреждать, братец... Что они против тебя задумали?
- Не знаю. Знаю только то, что давно подозревал Прокудина... О, я как можно скорее поговорю с вице- канцлером! Да, Наташа, прости. Не успел тебе сказать: Петр вернулся на днях, я от него записку нынче получил. Он приглашен на сегодняшний вечер к графине Анне Бестужевой. Мы ведь, кажется, тоже приглашены?
- О да!
- Меня там не будет, а ты поезжай, отвлекись от дум...
- Саша, я так боюсь за тебя!
- Не бойся. Они не понимают, с кем связались.
- Бедная Наденька. Кем она окружена!
- Да... Но Прокудин понял, кажется, главное, - Александр усмехнулся. – Пока русские интересы защищает Бестужев, сам Господь будет покровительствовать ему... Какие бы грехи за вице-канцлером ни водились.
Вот что вспоминала Наталья после ухода брата, терзаемая болью от измены жениха, вот что еще не давало ей покоя.
Александр тем временем, теряясь в догадках, ехал к своему лучшему другу поручику Петру Белозерову. К Бестужеву не торопился: был уже у него вчера и узнал приватно от слуг, что вице-канцлер вернется лишь под утро. Стало быть – сегодня, но ведь графу и отдохнуть надобно будет от ночи, проведенной за карточным столом… А такое дело, как честь сестры, отлагательств не терпит.
Петр, едва увидев Вельяминова, крепко, порывисто обнял его, хоть тот и пытался отстраниться.
- Я ожидал тебя, Саша. Выслушай меня, умоляю. Хоть как потом казни – но выслушай!
- Для того я и здесь, чтобы услышать твои объяснения, - отвечал Александр сухо. – Но вот приму ли...
- Должен. Потому что… Да разве вольны мы в движениях сердца своего?
- Говори!
- Ты знаешь, что я отправился к дяде, - начал рассказывать Белозеров, - после неприятнейшего сего, прямо скажу, визита, собирался я посетить свою вотчину. Но так туда и не доехал – лиходеи помешали.
- На тебя напали разбойники?!
- Да, напали, ранили и умирать бросили. Вернее, полагаю, мертвым уж сочли. Долго ли я был без памяти – не знаю. А когда очнулся...
Сельский роман
...Петр лежал в ворохе сена в сарайчике возле покосившейся избушки и бредил. Что-то лихорадочно срывалось с его сухих горячих губ. Иногда он приоткрывал глаза. Перед замутненным взором являлись какие-то лица - сморщенная старушка в черном платке, девушка - бледная и печальная. Кустистые брови старухи хмурились, синеватые губы шевелились, словно она что-то сердито бормотала. Темные глаза девушки оказались вдруг близко-близко и неожиданно расширились, растворились и исчезли, потому что все исчезло. Петр снова впал в забытье.
Очнулся Белозеров на пуховой перине. Пахло цветами и в то же время чем-то резким, горьким – лекарством, что ли, каким? Полог кровати был приподнят, и Петр увидел, что солнечные лучи стелятся по полу полосами золотисто-белого света. Петруша вздохнул, провел по лбу рукой и сел на постели – в боку вспыхнула сильная боль. Что это, чужая рубашка? Да, его должна быть в крови. Он вспомнил все...
Тихий скрип двери, мягкая, осторожная походка... Перед Петрушей пожилой человек, одетый роскошно, хотя и по-домашнему. Лицо веселое, голубоглазое, широкое. Увидев очнувшегося Петра, человек радостно развел руками.
- Наконец-то, сударь мой! Опамятовались… Как я рад!
- С кем имею удовольствие?.. - прошептал Петруша, силясь подняться.
- Ох, что вы, лежите! Слабы вы еще. Я Любимов Степан Степанович, а вы, сударь, у меня дома, в родовой вотчине моей - Любимовке.
- Почему? - почти простонал молодой человек, на резкое движение в боку рана отозвалась острой болью.
- Девки, голубчик, собирали ягоды в лесу да вот нашли добра молодца... Много дней были вы без памяти. Должно быть, разбойнички, а? Они у нас пошаливают, злодеи! Вы-то, батюшка, кто будете?
- Поручик лейб-гвардии Преображенского полка Петр Григорьевич Белозеров.
- Ба! Уж не племянником ли Артамону Васильевичу Бахрушину доводитесь?
- Да, я племянник его.
- Очень рад, сударь, очень рад! Артамон Васильевич мой сосед и первейший друг. Милостивый государь, будьте моим дорогим гостем! Лекарь уверяет, что скоро вы на поправку пойдете.
- Спасибо вам, Степан Степанович. Господь отблагодарит вас за вашу доброту!
- Да полно вам... Дядюшку, верно, стоит известить?
- Нет! Зачем... старика волновать понапрасну?
