РТИ Зимин женился. Сначала молодые жили на Арбате вместе с родителями в коммунальной квартире, а потом все родственники, пустив шапку по кругу, собрали на кооперативную квартиру в новом районе Химки-Ховрино. «Грязь непролазная, – вспоминает он. – Все это, впрочем, мало сказывалось на радостном, в целом, ощущении бытия».
В то время граждане Страны Советов, не обеспеченные пайками и спецталонами, все старались делать самостоятельно: от ремонта квартиры и до ремонта машины. Часто они делали это на своей работе, где создавались подсобные производства, цеха; там же можно было достать машину для перевозки мебели и т. п. «В РТИ тех лет налажено изготовление пробойников для долбления дырок в бетонных стенах, – говорит Зимин. – Никаких дрелей-перфораторов тогда и в помине не было, а в продаже тем более. Новоселы «хрущоб» (название это появилось значительно позже) были заняты изготовлением самодельной мебели из ДСП (
То, что нельзя было сделать самостоятельно или приобрести по блату, доставалось с помощью «жидкой» валюты – спирта или водки. «Единственная форма оплаты работяг – “наряд-стакан” – спирт. Как внутри, так и вне фирмы, – вспоминает Зимин. – Каждый отдел бился за свою норму спирта “для протирки контактов в соответствии с инструкциями по эксплуатации”. Основная валюта того времени, она же стимул для продвижения и чисто производственных заказов на производстве или среди монтажников на объектах. В магазинах – шаром покати. Распределение дефицита в институте и на объекте».
«Секретные» физики, не только в РТИ, но и во всех «ящиках», в 80-е годы получали довольно прилично. «Во-первых, у нас институт был нулевой категории, – начинает считать «советский» достаток Айзин. – Во-вторых, мы кандидаты были. Триста рублей мы тогда получали – нормально. Кроме того, мы ездили на полигон, платили “пыльные”, и прочее, и вообще, зарабатывали очень прилично – за тысячу иногда выходило. Плюс еще нас снабжали дефицитом. На подмосковный объект привозили колеса, резину, или холодильники, или туфли». Но сколько еще было невиданных товаров для советских граждан!
Глосса о биде и долларе
Что означает слово «биде», узнал, когда мне было под пятьдесят, во время пребывания в Минске, когда нас поселили в интуристовской гостинице. До этого нас часто селили летом в пустующем студенческом общежитии Белгосуниверситета в обычной комнате с четырьмя койками. На одной из них была приколочена доска с выжженной красивой надписью: «Здесь бы зачат миллионный житель Минска». Как выглядит доллар, довелось узнать, когда мне шел уже шестой десяток, во время первой зарубежной поездки. Перед поездкой просил Кораблева продать мне столько-то или хоть показать, как они выглядят. Не дал, хотя знаю, что имел.
Зимину однажды крупно повезло: в конце 80-годов вместе с Игорем Каплуном он отправился в командировку в Одессу. Там их познакомили с капитаном дальнего плавания, дома у которого был развернут шикарный салон-магазин зарубежной бытовой техники. «Мы разлетелись купить у этого капитана по телевизору, – вспоминает Зимин. – Каплун сразу купил, а я в последний момент засомневался: у меня дома дети, к ним школьные товарищи ходят, соседи. О появлении у меня заграничного телевизора будет судачить весь дом. Купил за эти же деньги хороший фотоаппарат, он до сих пор у меня».
Увлечение водными приключениями, родившееся еще в студенческие годы, продолжилось и в стенах РТИ. По воспоминаниям Айзина, где-то в начале 60-х годов в Серебряном Бору появились катера-такси и возникло повальное увлечение водными лыжами: «Мы туда после работы отправлялись, брали этого таксиста, цепляли фал и катались на водных лыжах, – вспоминает он. – Сначала на двух. Потом на одной. Пижонский старт из воды – стоишь на одной лыже, тебя сдергивают. Ходили по трассам. Надо обзаводиться своими». Своими – в смысле катерами. Дело оставалось за малым: найти деньги и ресурсы для их постройки и последующей эксплуатации. На деньги профсоюзной организации института в районе спасательной станции в Серебряном Бору силами членов профсоюза ударными темпами построили эллинг и заложили катера. Эллинг был деревянным, но и зимой в нем можно было работать. «Достали чертежи современных катеров, – вспоминает Земцов. – Английские какие-то модели, где раздобыли, не знаю. Сделали лекала. Большая столярная работа. И начали клеить из стеклопластика, из стекловолокна, из эпоксидки по современной технологии, только вручную. На этих шаблонах выклеивали все». Эпоксидную смолу достали с помощью института, но она без пластификатора (отвердителя) становилась хрупкой. Нужно было доставать дебутилфталат разных марок или касторовое масло. В итоге инженеры скупили касторку в городских аптеках по всей Москве.
Когда построили катера, возникла другая проблема – как спускать их на воду? И тут помог родной институт. «Конструкторское бюро разработало тельфер для перевозки и спуска на воду этих катеров, – вспоминает Айзин. – Там довольно высокий берег. Высота метров восемь уж точно была. Мы занимались этим строительством. Изготавливали на производстве эти детали, потом туда привозили, собирали». А потом начались не только катания на водных лыжах, но и путешествия по рекам, каналам и водохранилищам.
Глосса о лыжах
Самые мажорные воспоминания у меня связаны с институтскими воднолыжной и горнолыжной секциями. Двадцать лет советского счастья… Два катера на спасательной станции «Серебряный Бор»… Строительство могучего тельфера (украшает набережную до сих пор). Летом, почти каждый день после работы – туда… Катания до темноты в Строгинской бухте… Района города Строгино тогда не существовало. Выклейка из эпоксидки собственных катеров…
Зимой – горные лыжи. Строительство в трех местах Подмосковья бугельных подъемников… Новый год на склоне… Каждую зиму – в горы… Чегет, Кировск, Чимбулак, Славское, Гудаури, Чимган… Дни рождения Кузьмина и Айзина на Чегете… Как Айзин сломал ногу в Кировске, а я в Чегете… Диагноз чегетского медпункта: «Сильный ушиб правого полужопия»…
Для занятий горными лыжами в Подмосковье, не обделенном горками, требовался подъемник. Горнолыжных баз, и тем более курортов, не было. Выкручивались так же, как и при строительстве катеров: «Достали чертежи подъемников и запустили в производство, – вспоминает Айзин. – У нас производство курировали два человека: я и еще Леня Рогинский, физик-теоретик. Главное было – организовать дело. И мы сдвинулись с мертвой точки – изготовили подъемник, один из первых подъемников, который работал в Чернево… Там речка Банька. Склон вычищался, готовился, нивелировался, насыпался. Эти закрытия сезона! Когда мы перелетали уже эту вскрывшуюся Баньку. Как на водных лыжах! С шашлыками. С большими компаниями. Это было замечательное время».
Феликс Айзин руководил горнолыжной секцией РТИ и ежегодно устраивал по профсоюзным путевкам выезды на Чегет. «Кстати, Зимин тогда еще не катался на лыжах, он по путевке поехал в альплагерь “Шхельду”, – вспоминал он. – Инструктор повез их на Чегет. Там есть такое место, где направо уходит туристская трасса, более или менее она проходима, плечо с буграми жуткими, а налево идет знаменитый “доллар” – спуск крутизной больше 30 градусов. Он леском огорожен, и если ты не удерживаешься на этом склоне, тебя разносит, ты врезаешься в эти деревья… Почему-то в этот день туристская трасса была закрыта, и этот инструктор повез новичков тихонечко спуститься. И они стали на этот спуск, и боятся шевельнутся, и потом начали сыпаться. И вот они лежат на этом склоне. Вызывают спасателей – их собирают». Значит, именно на «долларе» Дмитрий Борисович получил «сильный ушиб правого полужопия».
ПОСТ О НОВОЙ ИНИЦИАТИВЕ – КООПЕРАТИВЕ, О НОВЫХ РУБЕЖАХ И ВИРАЖАХ
А я говорю, если раздуть свои радости до размеров неприятностей, то можно и от них получать наслаждение.
После двадцати лет «советского счастья» для Дмитрия Зимина наступило другое время: если благодаря «доллару» Чегета он получил «сильный ушиб правого полужопия», то благодаря долларам NYSE он стал неприлично, по советским меркам, богатым человеком. Но начинались все
