придушить своего друга — и только сказал с мягкой укоризной:
— Ну что Вы, дружище, разве можно так реагировать на все эти виртуальные войны?..
— А?! — так и вскинулся Порочестер, придерживая на груди одеяло. — А Вы видели, что там творится? Читали форум?…
— С утра не заглядывал, — признался я. — А что там?..
Честно говоря, мне это было вовсе неинтересно. Но деваться некуда: веки Порочестеровых глаз пугающе покраснели, он тяжело, с натугой задышал и — что было особенно плохим признаком, — отложил на поднос надкушенный персик. Поэтому я не стал артачиться, а лишь покорно подсел к ноутбуку и, кликнув на нужный ярлычок, зашёл на главную страницу «Златоперья», а оттуда — и на форум, где и впрямь успело появиться много новых тем и комментариев.
— Читайте вслух, дружище, — потребовал Порочестер, поудобнее устраивая голову в подушках и натягивая одеяло до подбородка. — И с выражением…
Я прошёлся по темам. Честно говоря, ничего особенного я не увидел, хоть и действительно — форум был немного не в том состоянии, что я его оставил. Впрочем, меня это нисколько не удивило — жизнь есть жизнь.
Момент истины миновал. За минувший день обе партии немного успокоились, спохватились и решили — раз уж сияющую звёздочку Надежды и Веры, Любви и Мудрости всё равно грубо растоптали на их глазах — извлечь из ситуации хоть какую-то выгоду. Читать всю эту мутотень «с выражением» я, конечно, не стал, а только вскользь комментировал самое интересное — и время от времени оглядывался на своего друга, чтобы видеть, как он реагирует:
— Дружище, Вас тут, оказывается, вовсю ищут. Зовут на февральский Международный Литературный Конгресс в Натании! Просят сообщить, прошло ли письмо с официальным приглашением…
— Не поеду, — поморщился Порочестер. — Там агрессивное солнце. А у меня кожа очень чувствительная. Вся в родинках…
— О, а вот интересный диспут! О трёх видах поэзии: «русская», «русскоязычная» и «россиянская». Первое — это, конечно, о нашей Лене: «пусть рифмы и немудрящие, зато душа как на ладони». А у Бродского и Пастернака — «одни приёмы да красивости, как стекляшки в калейдоскопе, а за ними что? — пустота…»
— Любимые Ленкины поэты, — злорадно прокомментировал несчастный больной. — То-то она разозлится!..
— Так, а это что такое?.. — Но «это» я комментировать уже не стал — и поспешил убрать выплывшую картинку, чтобы не расстраивать Порочестера, который мог углядеть её со своего дивана.
То был уже виденный мной гигантский портрет Елены, только теперь он висел, что твой плакат, на форуме и под ним стоял комментарий: «Именно так должна выглядеть настоящая русская поэтесса!» Кто постарался? Ну, конечно же, И.П. Козлов — поэт и по совместительству историк-ревизионист, посвятивший последние 30 лет жизни доскональному изучению Торы, Талмуда и «Протоколов…». Ныне же он усиленно подбивал клинья к Елене — искал, гад, дешёвой популярности. Но выбрал неверный путь. Лена, которой светлые волосы и голубые глаза достались, собственно, от бабушки-немки, терпеть не могла, когда с её личными фотографиями обращаются так фривольно.
Впрочем, за неё уже отомстили. Чуть ниже в той же теме висели разнообразные фотожабы, состряпанные либералами на самое Козлова, в которых бедняга, имевший глупость открыть лицо на аватарке, представал то козлом, то обезьяной, а то и вовсе некой неизящной частью мужского тела, в которую, впрочем, очень изящно вписался его лысый череп. Всё это обильно сдабривалось грязной бранью, каковую админы не убирали, радуясь удивительному повышению траффика, о каком они ещё вчера и мечтать не смели. В общем, всё было, как обычно, и я без сожаления закрыл страницу форума.
— Дружище… — обессилено простонал Порочестер из-под одеяла. Я обернулся к нему:
— Что, дружище?..
— А сама Лена… — он облизнул пересохшие губы. — Лена так и не появилась?..
Я покачал головой. Видимо, Елене тоже было стыдно перед форумчанами. Что, по-моему, характеризовало её с очень хорошей стороны.
— Дружище, позвоните ей… Скажите ей, что я болен… Я знаю, она приедет…
— Да Вы с ума сошли, дружище?! — не выдержал я. — Второй час ночи, она спит давно!
— Нет… Не спит… — настаивал мой друг. — Она не может заснуть. Плачет и ждёт нашего звонка. Я знаю…
— Плачет она… — буркнул я. — Вы её последнее стихотворение-то читали?
— «Набат»! — оживился Порочестер, — читал, конечно! Вот я Вам о чём и говорю! Это она нарочно для меня написала! Разве не понимаете: она хочет помириться, вот и пытается привлечь моё внимание, зацепить меня чем-то, спровоцировать. Страдает…
Наверное, я очень внушаемый человек, а, может, это Порочестер владеет какими-то тайными техниками, позволяющими убедить человека в чём угодно, — но факт есть факт: на третьем часу ночи, устав с ним спорить, я изменил своим принципам — и, достав мобильник, позвонил Елене. Позвонил сам, лично — пусть уж, если всё кончится плохо, она пошлёт на три буквы меня, а не больного, измученного Порочестера. Жертвовать собой ради друга уже, кажется, входило у меня в привычку.
И что же? Друг оказался прав. Лена, даром что я и впрямь разбудил её, не только не рассердилась, но обрадовалась до слёз, — а, услышав, что Порочестер болен, так же страшно перепугалась — и, наверное, рванулась бы к нам прямо сейчас, если б не разделявшее нас расстояние: транспорт из тех краёв в эту пору уже не ходит. Я и сам, поддавшись на уговоры Порочестера, не стал заморачиваться ловлей частника, — а махнул рукой и остался ночевать. Благо у Порочестера нашлась запасная зубная щётка.
А наутро Елена уже была у нас! И не с пустыми руками: притащила из супермаркета огромную круглую дыню, и мы тут же, усевшись за стол, её и разрезали. Дыня оказалась на редкость удачная, спелая, сладкая — Порочестер, пока резал, весь изошёл слюной. Тут Елена, в которой никогда не засыпал народный целитель, заметила, что, дескать, дыня вещь хоть и замечательная, но коварная — её не стоит сочетать ни с какой другой едой, а уж в сочетании с мёдом она и вовсе превращается в смертельный яд.
