Перед развешанной на стене картой с опознавательными значками мест бурения академик Лазарев начал доклад Владимиру Ильичу, но, увлекшись, говорил дольше 20 минут, и неизвестно было, когда он кончит. Я делаю ему устрашающие жесты и упрекающие гримасы, но он не останавливается.
Тогда я пытаюсь прервать доклад, но Владимир Ильич продолжает слушать с разгоревшимися глазами и после доклада засыпает академика Лазарева массой вопросов. Он просил тогда его сообщать ему ежедневно краткой рапортичкой о ходе работ и о нуждах, и с тех пор работы быстро двинулись вперед…»
Работы двинулись, но не так уж быстро, как хотелось бы…
Снова всплыло заглохшее было сомнение, справятся ли своими силами отечественные геологи, не лучше ли, не выгоднее ли сдать всю Курскую магнитную аномалию в концессию? Снова «некий Штейн» стал навещать Ивана Михайловича и развертывать перед ним соблазнительные сметы. В архиве ОККМА есть докладная записка «концессионера» (под названием этим скрывались германские промышленные круги, командировавшие в Москву Штейна) в Комитет по внешней торговле. В ней утверждается, что причина аномалии «по сие время неизвестна, ибо те, которые говорят о близости магнита, в Курской губернии его не видали, а те, которые говорят о других причинах аномалии, причин этих ничем не доказали». Но, продолжает «концессионер», «нашлись известные заграничные предпринимательские круги, которые предлагают произвести глубокое бурение за свой собственный счет и риск». В конце документа находим характерное предостережение: «В заключение необходимо указать, что научные материалы проф. Лейста, которыми обладает концессионер, несомненно, сильнее вооружают его против всякого другого наблюдателя или разведчика, и с этой точки зрения владельцы этих материалов имеют больше всех шансов на удовлетворение своих домогательств».
Многие руководители советской промышленности (в их числе, например, Красин, так плодотворно помогавший на первых порах Лазареву) склонны были «удовлетворить домогательства». Губкин в своих воспоминаниях о Ленине уверяет: «Я отлично помню, что был уже выработан соответствующий проект договора. Помню, как я совместно с П.А, Красиковым просматривал этот договор один параграф за другим. Совет Труда и Обороны выделил особую комиссию под председательством Ленина, в составе Рыкова, Красикова и меня. В этой комиссии я, между прочим, указал, что мы, советские ученые, за полтора-два года далеко продвинули дело изучения Курской магнитной аномалии и что будет неправильным лишать нас возможности довести разведку до конца как раз в то время, когда мы недалеко от определения истинной причины аномалии. Если эта причина будет твердо установлена и будет доказано, что ею являются магнитные железные руды, можно снова поставить вопрос о сдаче разработок руд КМ А в концессию, тогда мы по крайней мере будем знать, что мы отдаем и какую нам следует просить за это компенсацию. А сдавать, не установив причины явления, — дело темное, все равно что продавать, как я выразился, кота в мешке. Эта точка зрения нашла у Владимира Ильича полную поддержку: он решил, что следует действительно со сдачей в концессию повременить и предоставить советским ученым довести дело разведки до конца, а потом в зависимости от результатов разведки вернуться снова к обсуждению вопроса о концессии. Переговоры о сдаче Курской аномалии в концессию были прекращены».
Любопытно, что аргумент «концессионера» и Губкина совпадает: оба свои желания, совершенно противоположные, мотивируют незнанием истинных причин аномалии. И оба, я думаю, прибегают к дипломатической уловке: оба не сомневаются, что аномалия порождена железорудным месторождением. Штейн как бы говорит: «Смотрите, на какой риск идут известные промышленные круги, никто не знает, отчего аномалия, но мы готовы вам помочь». Губкин в этом неслышном диалоге отвечает: «Пусть не знаем, но именно поэтому невыгодно государству впускать вас». У Губкина тут задета оказалась научная гордость, чувство в высшей степени у него развитое. Он и помыслить не мог, что разведку, начатую им, закончит кто-то другой, тем более иностранец! Из протоколов заседаний ОККМА отлично явствует, что он нисколько не сомневался в настоящей причине аномалии.
Однако чтобы составить более полную ее картину, они с Лазаревым решили, что не худо бы провести наряду с измерениями величины магнитного поля измерения силы тяжести в районе; составить карту гравиметрического поля. Из этого простого желания вытекли важные последствия — и не только для курской разведки. Геофизические исследования, определения конфигурации подземных пластов, рудных тел по изменениям электрического, магнитного, сейсмического полей и поля силы тяжести тогда только еще начинали входить в мировую практику; геофизика еще не признавалась самостоятельной научной дисциплиной; в России же геофизические исследования почти не проводились. Губкин и Лазарев сильно поспособствовали развитию гравиметрии.
Как обычно, решено было пригласить самого выдающегося в этой области ученого; правило это строго соблюдалось в ОККМА, и, пожалуй, оно-то и привело к блестящему итогу при столь в общем скромных затратах и множестве противников. Владимир Андреевич Стеклов, вице-президент академии с 1919 по 1926 год — вот кто тогда, бесспорно, был величайшим знатоком методов математической физики. Удивления достойно, с какой охотой и бескорыстием откликались крупнейшие ученые на просьбы ОККМА. Стеклов немедленно телеграфировал о согласии; Губкин добился выдачи ему особого мандата за подписью Куйбышева: «Тов. Стеклову предоставляется право: а) бесплатной и внеочередной подачи телеграмм; б) внеочередного получения билетов и литер на всех станциях и пристанях и поездах в штабных, делегатских, отдельных и специального назначения вагонах и поездах всякого назначения».
Несмотря на предоставленные права, Владимира Андреевича именно на железной дороге ожидали огорчения (Губкину они были ох как знакомы, и; наверное, именно поэтому он и пошел за подписью к Куйбышеву):.
«Из общего доклада акад. Стеклова В.А. в Магнитную комиссию о результатах работ гравитационного отряда Сев. района Курской магнитной аномалии. 30 сентября 1921 г.
Экспедиция, организованная в Петрограде при моем личном содействии, предполагала выехать к месту работ (в гор. Щигры Курской губ.) в половине июня 1921 г., рассчитывая производить работы в течение 3,5 месяца. Предполагалось исследовать в отношении силы тяжести часть сев. района Курск, маг. аном… с прибором Этвеша… Однако всевозможные задержки с выдачей необходимых кредитов, снаряжения и продовольствия задержали отправление экспедиции до 29-го июля. Дополнительные хлопоты в Москве, задержка с ремонтом классного вагона, который оказался в неисправности по прибытии в Москву; выполнение всевозможных формальностей по прицепке классного и товарного вагонов отчасти в Москве и в Курске позволили прибыть в Щигры только к 12 авг. с. г.».
Возглавлял гравиметрическую экспедицию профессор П.М. Никифоров; Стеклов сам тоже приехал в Щигры. Было сделано необходимое количество наблюдений вариометром Этвеша по параллели, пересекавшей скважину, и по меридиану, проходящему около деревни Бурамы. В следующем году Никифоров с отрядом опять приехал в Щигры и заснял более семи тысяч точек. Когда он вычертил контуры гравитационной аномалии, то стало видно, что она совпадает с магнитной; это было еще одно подтверждение того, что на севере Курской губернии лежит — и сравнительно неглубоко — громадное железорудное тело.
И скважина, наконец, воткнулась в него!
7 апреля 1923 года буровой инструмент скважины № 1 высверлил и поднял на поверхность образец железорудного кварцита; анализ показал, что в нем шестьдесят процентов магнетита (магнитный минерал железа). Неодолимая задача описать ликование, охватившее страну. Своего апогея оно достигло 9 июля, когда было обнародовано за подписью Калинина постановление ВЦИК:
«Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских, Красноармейских и Казачьих депутатов награждает Особую комиссию по изысканию Курской магнитной аномалии орденом ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ — высшим знаком отличия, установленным для выдающихся работников на фронте труда… Трудовой подвиг ОККМА выразился в том, что ОККМА определила Курскую магнитную аномалию, добыв образцы пород.
Награждая в лице ОККМА настойчивость, энергию и ревностное исполнение долга, Рабоче- Крестьянское правительство ставит деятельность эту в пример другим работникам на обширном поприще народного хозяйства Республики, дабы ряды сознательных самоотверженных борцов за великое дело укрепления и развития коммунистического строя ширились и множив лись с каждым днем».
Отозвался на курскую победу В.В. Маяковский. В «ЛЕФе», 1923, № 4 (с посвящением Л. Ю. Б. —
