потом бегали ко мне и спрашивали в 93-94-95 годах: «А где замер снизу?» Почему народ, так сильно севший на ежа, по всем правилам и так, как было надо, почему он не реагирует? Откуда отсутствие болевых реакций, замера снизу. Итак, эти группы, которые хотели либо «ежа», а значит, были готовы на то, чтобы распустить Советский Союз, как они считали, временно, чтобы обеспечить разочарование русского народа в капитализме, потому что в противном случае что делать? Что делать? Упования, действительно, были очень велики и были связаны с фигурой Ельцина и т.д. и т.п. Ну, убрали его, все эти упования загнали внутрь, мятежи начнутся в декабре 1991 года, максимум, в феврале-марте 1992 года. Что дальше с этим делать? С забастовками и всем прочим? Что предложить людям? Коммунизм? А они уже облизнулись на капитализм? Какой-то смысл в том, что эти люди говорили, был. Третий вариант состоял в том, чтобы убрать обоих – и Горбачева, и Ельцина. Утвердить какой-то разумный проект, спасти Советский Союз, ввести в берега всех этих деятелей, начать разумные реформы. Вот Шенин, например, до конца верил, что только так и надо делать. Надо убирать обоих, становиться у руля, народ не восстанет, поверит, вернется в лоно великих идей и страна заживет хорошей жизнью. Конечно с рынком, конечно с преобразованиями, которые необходимы. Никакого застоя мы не допустим, но в целом всё будет по-социалистически. Вот эта группа Шенина, несколько групп, связанных с Павловым, группы, связанные с Горбачевым, и группы, которые делали параллельные ставки. Они тоже существовали. На второй день люди, которые бегали в американское посольство и говорили о том, что коммунисты готовят нечто страшное, стали приходить к членам ГКЧП и предлагать себя на роль диктаторов. Это просто клинический факт. Решался вопрос в частности в тех немногих силовых подразделениях, которые были готовы действовать. Было понятно, что нужно действовать, если уж взялся за ГКЧП. И эти подразделения уже правили бал сами. Они выдвинули предложения, которые для тех, кому они были выдвинуты, оказались абсолютно неприемлемы. Эти предложения касались установления диктатуры одних из членов ГКЧП, при том, что участь других членов ГКЧП была бы весьма прискорбной. Назвать эти предложения моральными невозможно. И то, что они были отвергнуты теми, кому они были сделаны, с моральной точки зрения делает им честь. Но с политической точки зрения это повлекло за собой гигантские бедствия и тот, кто их отверг, до конца жизни очень много думал о том, зря он это отверг или нет. Что тут было правильно с высшей точки зрения. Но главное дело заключалось в том, что и адресаты этих предложений, и те, кто их делали, и все остальные члены ГКЧП ни на что суперрешительное были не готовы. Это были либо администраторы, которые хотели простых и ясных спасительных решений, а таких решений не было. Либо игроки, которые были готовы передвигать фишки по полю и которые были не готовы сделать отчаянный, авантюрный шаг, да ещё обильно политый кровью. Это обращает нас к теме Наполеона, который наблюдал за французской революцией и говорил, что ему достаточно одного батальона, чтобы разогнать всю эту сволочь. Но это ему нужен был один батальон, человеку, беспредельно готовому действовать и находившемуся вне системы. А тем, кто находился в системе, они к тому моменту уже пропитались внутренней исторической слабостью самой системы. В этом было что-то гуманистическое. Они действительно не готовы были к пролитию крови. Крючков не был готов к пролитию крови ни своих соратников, ни населения. Он был в близких отношениях с Цзян Цземинем, руководителем Ки-тая, и даже его убеждал, что Тяньаньмэнь – неправильно. Тот его слушал, кивал, его уважал. Вот, знаете, сложное чувство бывает. Вроде бы люди из организации, которой в другие времена убить человека – что зубы почистить. А к этому моменту – нет, уже не хотят, не могут. Внутренний исторический паралич. Не ощущают окончательного исторического права на что-либо подобное. Они выбиты из седла перестройкой, этим сломанным хребтом. Сломали хребет не только народу, но и им. И вот это внутренняя слабость, морально вызывающая самые теплые чувства, а политически, метафизически, экзистенциально очень разочаровывающая, о чем я неоднократно говорил членам ГКЧП, вот она была сутью явления. За ней есть тоже очень глубокие корни, потому что люди потеряли основополагающие характеристики, которые были у отцов-основателей. Давайте вспомним одну историю в этой связи. Одну я наблюдал с близкого расстояния, другую наблюдали все. Одна касалась Вильнюса. Что касалось Вильнюса, когда туда ввели войска, это отдельная песня, потому что уже сделаны некоторые публичные признания и люди, которые там были в числе самых радикальных сепаратистов, признались, что они руководили снайперами, которые стреляли по десантникам. Это вовсе не КГБ, не Альфа. По всем целям, по своим, прибалтийским, по десантникам стреляли некие снайперы из третьей силы. Другое дело, что эти люди ещё не рассказывают о генезисе этой силы, чьи всё же были снайперы. Ну, фотографии этих снайперов есть. Короче говоря, это была операция наших спецслужб и американцев, вильнюсская, вместе, и работали уже на паях. И операция была связана с тем, чтобы ускорить распад Советского Союза. И Горбачев, видимо, даже понимал, как это именно внутри устроено. Ну, это Вильнюс. Но внутри этой операции был один момент, когда штурмовали телебашню. Потому что им хотелось «завоевать телевизоры». Они все рвались к телевизору, понимали, что это средство идеологической пропаганды, они могут переубедить народ, повернуть на свою сторону. Они рвались, они пожертвовали людьми и они пришли на телебашню, взяли штурмом телевидение, посадили туда трудно говорящего по-русски полковника ГРУ с окаменелым лицом, который глядя в камеру без выражения зачитывал сводки. Ничего другого они по телевизору не показали. Зачем они туда рвались и что они хотели там делать, было не понятно. И уже тогда стало страшно. А потом стало ещё страшнее. Потому что, в тот момент, когда ГКЧП взял власть, телевидение было отключено вообще и там было поставлено одно великое произведение искусства – балет «Лебединое озеро». Балет, с метафизическим смыслом, борьба тьмы и света, но балет. Вы можете себе представить, что Ленин и Троцкий, прорвавшись на телевидение, пустили балет! Они бы говорили 24 часа в сутки, меняя друг друга, заражая массы, убеждая их в том, что нужно идти этим, а не другим путем. Здесь всё это было закончено. Вопрос был не в том, как и у кого дрожали руки. В конце концов у людей не было видеотренинга, ситуация была кризисная, не все понимали, что происходит. Главный шок был от того, что не арестовали Ельцина, что, конечно же, планировалось изначально. Людей можно было понять, они не понимали, на каком свете живут и зачем их выставили под телекамеры, перед которыми они не умеют разговаривать. Но это одна история. Вторая история заключается в том, что у них не было подготовлено телевизионной программы, сетки на случай, когда они введут ГКЧП. Кто будет говорить, что будет говорить, к чему будут призывать! Они даже не хотели опираться на народные массы. Они играли, занимались большим историческим процессом. Это свойство усталых элит, свидетельство элитного идеологического исчерпания, свойство как бы вторичной морали, которая отсутствует у начальных политических деятелей, потому что это место занимает высокий смысл. Ad majorem Dei gloriam. Для вящей славы Господней. Да, для вящей славы идеи всё позволено. Цель оправдывает средства. Когда нет цели, тогда средство оказывается ничем не оправдано. И когда их спровоцировали на небольшое количество странно погибших людей, то они сразу отошли. Отошли потому, что они морально для себя решили, что только до первой крови. Вот такие явления, наверно, называются блеск и нищета. Невозможно ни поносить это всё проклятиями, ни славословить бесконечно, это сложный процесс. Сложная игра, не до конца ясная всем, кто в ней участвовал даже, и тем более населению. Это внутренняя эволюция политического субъекта, от Ленина, Троцкого и Сталина к ГКЧП. Эволюция неоднозначная. С одной стороны исчезает предельная кровожадность и желание использовать любые средства для достижения целей. С другой стороны исчезает цель и оказывается, что никакие средства нельзя использовать. Вот в чем трагедия и сложность того, что произошло в эти страшные для нас и для мира дни.
Третья часть
* * *
