суверенитет от русского? Зачем? В каком смысле? Так значит это не народы, не союз народов – федерация территорий? Это союз элит, которые, когда хотят – склеивают, когда хотят – делят на части. Следующий вопрос – ещё более глубокий: как быть с отдельными территориями как Крым, которые никогда не входили в состав Украины, чтобы потом их навечно приковывать к данному государству. Они условным образом на основе свойственного той эпохе волюнтаризма передавались из стороны в сторону. Дальше начинался самый острый вопрос. Если уж так важны народные волеизъявления, то почему волеизъявление Приднестровья не надо учитывать? Ведь есть субъекты, которые не входили в состав Грузии или Молдавии никогда. Они входили в состав Советского Союза. С того момента, как Советского Союза нет, кто может приковать их цепями к другим территориям? Они тоже имеют право свободного волеизъявления. В Приднестровье всегда действовали по демократическим нормам, никогда не было национализма, погромов. Почему они всё время заявляют о своем желании быть в определенном статусе, а им говорят: нет. Нет, почему? Потому что в советское время вас передали Молдавии. Как территорию. Молдавия не была государством и никогда на эти территории не могла претендовать. Их передали произвольно. И после демонтажа действующего субъекта обладают полной свободой самоопределения. А дискриминация населения в отделившихся республиках? Нельзя было защитить права русских на этих территориях, что привело бы к совершенно другим политическим последствиям? Это не было сделано потому, что нужно было быстро-быстро, любой ценой, с любыми издержками закреплять свою власть. По указаниям даже не всего американского бомонда, а его части, существенно состоявшей из украинских этнических элементов, если уж говорить о внутренней кухне того, как это всё организовывалось. Вот что там произошло. И по самому большому метафизическому, экзистенциальному счету именно в этот момент стало ясно, что взявшему власть субъекту на русских и Россию наплевать! Никакого она для них значения не имеет. Никакой любви к ней нет. Они готовы заплатить всем за то, чтобы сидеть в определенном кресле и куражиться на определенный манер. Не скажу, только обогащаться, но куражиться. Никакого исторического проекта, никакой идеологии, никакого нового представления о своем величии. Французские революционеры-якобинцы, когда брали власть, то они молились на великую Францию, клялись, что они сделают Францию более великой. И нет ничего более разоблачительного, чем сравнение этих демократоидов или либероидов, осуществивших все эти дела, с французскими якобинцами. Потому что там была великая идея, мечта о великой новой Франции, которую они воссоздадут, и она будет более могущественна, чем Франция перед этим. Отсюда наполеоновские войны и многое другое. В этом смысле Наполеон и душитель якобинцев, и их наследник. Здесь же не было ничего! Вдруг народы, ахнув, увидели, что то, что по их кредиту доверия взяло власть, – мелкое, безлюбое и ужасно антирусское в том смысле, в каком якобинцы не являлись антифранцузскими. В том смысле, в каком победившая буржуазная или другая власть стремится к увеличению возможностей государства, которое теперь стало их. Когда цена государства, страсть по государству, «вот, что мы теперь получили!» Нет драйва, нет амбиций настоящих, нет масштаба, нет исторического ветра в парусах – ничего этого нет! Ни у несчастной буржуазии, которую они стали конструировать, ни у самого этого конструктора. Это стало ясно прямо в момент, когда это всё делалось. И внутренне очень многие тогда вздрогнули от окончательного отвращения. Другое дело, что от момента отвращения до момента прозрения была целая эпоха. Но внутреннее ощущение, что это совсем не то, возникло сразу, вместе с беловежским актом по всем тем причинам, которые я описал выше и по многим другим тоже. Что такое Россия без Украины, что такое Россия без Белоруссии? Понять было нельзя. Ну, без Кавказа, без Средней Азии. Или мы от славян тоже освобождаемся? И в этом великий замысел тайной «русской партии», ставленником которой являлся Ельцин? Да нет! Стало ясно, чьим ставленником он является, окончательно. И что русским духом здесь и не пахнет. Есть такой блажной кураж, точное понимание, как власть удерживать, и нет исторического смысла, исторической мечты, исторической логики прихода к этой власти. И когда потом я обсуждал эту тему с весьма близкими Ельцину людьми и сказал, что, может быть, потом у него проснется чувство исторической вины и ответственности, роли в истории, то было сказано «ой, я Вас умоляю, какая ещё роль в истории, какая история, о чем Вы говорите!» Можно потом сколько угодно возводить памятники, но эти слова с внутренних скрижалей не сотрешь! На них всё навеки записано деяниями. Политик измеряется его историческими деяниями и не деяниями. Это «измерено, взвешено и найдено легковесным!» И другого уже приговора никогда не будет!
Четвёртая часть
* * *
Кургинян: Ну, видимо, обсуждая этот вопрос, хотелось бы, прежде всего, сказать о том, что любая система, в том числе мы обсуждаем систему построения капитализма в России, при том, что капитализм должен был заменить собой социализм, который существовал в СССР и в РСФСР, как части СССР. Любая система построения капитализма и вообще любая система срочного перехода вот в такое вот капиталистическое состояние, она естественно чревата некими рисками. Можно просто действительно перейти в другое капиталистическое состояние (и вопрос: в какое именно? – потому что состояния эти бывают разные), а можно просто всё сломать и никуда не перейти. При этом, чем более радикально осуществляется переход из одной системы в другую, тем больше риск того, что ты пациента этим убьёшь. Сам термин «шокотерапия», он же содержит в себе «шоко», «терапия». Впервые он использовался по отношению к психиатрическим больным, на которых действовали электрошоком или каким-нибудь другим шоком. Считалось, что гигантское шоковое воздействие, которое само по себе создаёт стресс, в состоянии именно силы этого воздействия, самим фактором этого стресса встряхнуть существующие устоявшиеся неправильные системы и за счёт этого, возможно, саморегуляция приведёт к тому, что системы окажутся правильными. А соответственно людей с тяжёлыми психическими превращениями и так далее терзали шоками и чем угодно ещё. Их в конечном итоге можно было подвергать любым суперстрессовым воздействиям, надеясь на то, что эти суперстрессовые воздействия откроют что-то в психике больного и подавят что-то другое. При этом не что-то специально точечно подавлялось и что-то специально мобилизовывалось. А вот удар наносился по всему в целом. А потом считалось, ну, глядишь, поскольку доминируют больные системы, то они умрут … И поскольку, когда умрут больные, может быть, возникнут здоровые, то может быть, они и возникнут. Сам этот принцип «авось, может быть» и так далее вместе с этим радикализмом – «немедленно в кратчайшие сроки», - поскольку, нужно быстро перейти из «очень неправильного состояния» в совсем другое – «правильное и спасительное» (и быстро), то, как можно больше шока, ещё больше шока. Резче контраст, больше удар по системе. Сильнее наносить удар, в любую точку системы. Весь этот принцип сам по себе вызывает много вопросов. Первая часть вопросов связана с тем, так ли уж был плох социализм, как абсолютно альтернативное мироустройство, ничего общего с капитализмом не имеющее. Если он позволял развиваться. Если он позволял создавать какие-то вменяемые модели жизни, модели воспроизводства, модели правильного распределения доходов между людьми. Я уже много раз говорил, что, когда профессор, заведующий кафедрой, получает 600-700 рублей, а штукатур или водитель получают 200, то это пропорция правильная. Вопрос не в том, насколько цифры верны, а в том, что вот высококлассный специалист с особыми достижениями, с особым интеллектуальным уровнем квалификации и так далее должен получать в три раза больше, чем специалист среднего класса. Когда наоборот всё происходит, то, во-первых, ни о каком развитии речи быть не может, – это только деградация. Ну, а во-вторых, это говорит о том, что систему-то хотят убить. Поэтому по факту мы видим, что систему перевели из неоптимального, возможно, но жизнеспособного состояния в состояние явным образом нежизнеспособное, не имеющее ничего общего с развитием, но имеющее очень много общего с
