Нет, не все! Я узнала истинное имя Генерала, а оно очень интересует мафию. Радик выложил открытым текстом, что Трегубов должен ей кучу денег и она готова простить долг за выдачу имени его хозяина.
Виктор Сергеевич Щипачев. Банкир или финансист. Генерал и не подозревает, что его имя стало моей валютой, а размер суммы я постараюсь увеличить, добавив к имени хотя бы минимум сведений о нем самом.
Все! Время для колебаний и размышлений закончилось. Неведомое стало простым и доступным, как это случается, когда факты выстраиваются в ровную цепочку и заканчиваются замком выводов, а родившийся план накачивается энергией желания действовать.
Я просидела за кухонным столом, докурив до конца сигарету, использовав выпавшие мне на сегодняшний вечер спокойные минуты, и потратила остаток их на созерцание репродукции картины Айвазовского, висящей на стене между холодильником и сервантом. Разбивающийся о рифы парусник. Белопенные, опалового оттенка огромные волны кренят и захлестывают его, ветер треплет грязные обрывки парусов, срывает в пучину людей, цепляющихся за такелажные канаты, и швыряет их в море, на верную гибель. И вся эта катастрофа залита яркими до неестественности лучами солнца, пробивающимися сквозь просветы в тяжелых, низких, свинцового цвета тучах.
Грех печатать такие вещи с календариками под ними, да еще снабжая по краям рамки веселенькими завитушками.
Раздавив в пепельнице окурок, я поднялась, и в этот момент в прихожей проурчал звонок, как бы подчеркнув своевременность моих действий. Некстати, подумалось мне, сейчас гости, кем бы они ни были, не до них.
По пути к двери я успела настроиться против любых визитеров настолько решительно, что Алла Анохина, возникшая на пороге, чуть ли не отшатнулась, удивленная моим насупленным видом. Не тратя времени на приглашения, я почти что за шиворот втащила ее в прихожую, и только здесь она обрела дар речи.
– Танюш, я не вовремя? – пролепетала Анохина, глядя на меня через свои линзы, как мышь на кобру.
И тут меня осенило. Бог послал под руку не кого-нибудь, а тележурналистку, и во время, пусть хоть и неурочное, но никак не позднее.
Она поняла мой остановившийся на ней взгляд по-своему – быстро глянула на рукава своей дубленки, тронула шапку и спросила почти испуганно:
– Что-нибудь не в порядке?
– В порядке все! – гаркнула я и потащила ее на кухню, запретив разуваться. Усадила на табуретку, сходила за телефоном, подключила и, только придвинув аппарат к ней поближе, улыбнулась по- приятельски.
– А с тобой все в порядке?
Алла выглядела несколько бледнее обычного и держалась непривычно прямо. Остолбенело держалась, как я определила для себя ее состояние.
– Все отлично! – проговорила я медленно, присаживаясь напротив нее по другую сторону стола.
Только теперь она сделала выдох и расслабилась.
– Фу-у! Тебе никто не говорил о том, что ты способна испугать человека одним своим видом? Позволь задать вопрос с журналистских, так сказать, позиций. Способность производить ошеломляющее впечатление на окружающих тебе всегда была присуща или это благоприобретенное по роду занятий качество? Если я угадала, то как это качество помогает в профессиональной деятельности? А может быть, ты переняла дикий взгляд и движения пумы, готовящейся к броску на жертву, у какого-нибудь сенсея? Или у профессионального убийцы? Подожди, я диктофончик сейчас...
Она с показной суетливостью принялась копаться в карманах, а я смотрела на нее с прежней улыбкой, но постаралась сделать ее как можно более доброй.
Ишь, как у нее язычок заработал! Действительно, напугала я ее невзначай!
– Перестань, – попросила я чуть ли не со смехом, настолько потешной показалась мне неожиданно возникшая ситуация. – Утихомирься. Диктофона при себе у тебя нет, я же вижу. Просто обрадовалась тебе.
– Ну-у, подруга! – покачала она головой. – Если бы все так радовались, то пришлось бы выходить из дома, втянув голову в плечи.
– Хочешь мне помочь? – перешла я к делу, опасаясь нового словесного потока.
– Вот так сразу, да? Ты спросила бы хоть, что меня к тебе привело! А то получается, как в сказке про Ивана-дурака: задаешь службу не накормивши, не напоивши и в баньке не попаривши. Так не годится! Нет, я, конечно, не отказываюсь, пойми меня правильно, но аванс тебе после такого приема давать не собираюсь. Сначала ответишь на мой вопрос, а потом о помощи поговорим. Идет?
– Хочешь чаю? – предложила я от души. – У меня такое варенье есть!
– Нет, спасибо. К богу твое варенье! – неожиданно возмутилась она. – Скажи, неужели ты и вправду бросила в беде Борисовых? Неужели отказалась искать Ларика, потому что у Ольги не хватает денег? Ты, Татьяна?..
– А что, не веришь?
– Не могу, просто не могу поверить!
– И правильно делаешь.
– Я так и знала! – воскликнула она и с облегчением откинулась на отсутствующую у табуретки спинку.
Проделано это было так энергично, что только ноги мелькнули над краем стола.
Ну нельзя же быть настолько эмоциональной! Сдерживаться надо, даже находясь в обществе друзей и близких!
– Не сильно ушиблась? – спросила я участливо, но сквозь смех, помогая ей подняться.
– А, пустяки! – пробормотала Анохина, потирая локоть. – Дубленка помогла, смягчила... – И, глядя на меня, тоже залилась смехом. – О-ой, цирк уехал, клоуны остались! – скороговоркой оценила она произошедшее, нагибаясь за слетевшей при падении шапкой.
Я усадила ее на свое место – спиной к стенке, напротив тонущего между сервантом и холодильником корабля, и повернула телефон к ней «лицом».
– Так, значит, расследование продолжается? – уточнила она на всякий случай.
– Почему расследование? Поиски, – поправила я, не желая делиться с ней какими бы то ни было подробностями. Для нее же было все едино.
– Это тонкости, – отмела она с ходу не заинтересовавшую ее поправку. – Что, и Ольге можно сообщить? Она, бедняжка, совсем вся в растрепанных чувствах после твоего ухода. Говорит, что бог ни делает – все к лучшему. А сама платочек от глаз не отнимает. Глядишь, так скоро и молиться на дому начнет.
– Сообщай, – разрешила я. – Только подавай это под большим секретом.
– Да с кем ей делиться-то? – возмутилась она и тут же начала умиляться: – Я всегда была уверена в твоем бескорыстии, правда! Даже когда ты с воротил чешую сколупывала...
– Ошибаешься, – опять не дала я ей разговориться. Дифирамбы – вещь увлекательная, а у Анохиной натура восторженная. – Ошибаешься, Алла, насчет бескорыстия. Поиски уже оплачены. Деньги за них я получила, так что о том, чтобы свернуть дело, теперь и речи идти не может.
– Как оплачены? – пролепетала она. – Кем?
Ну не отвечать же ей, в самом деле, что меньше знаешь – лучше спишь!
– Никем, – отрезала я вполне дружелюбно, но твердо. – Хватит об этом.
Она, по опыту зная, что такой мой ответ равнозначен точке в конце предложения, поджала губы, прищурилась и понимающе закивала.
– Так, так! Чем я могу помочь? Выкладывай.
– А если это никак не связано с делом Борисовых? – испытала я ее на разочарование.
– Все равно выкладывай! – потребовала она уже по-настоящему серьезно.
Я показала на телефон:
