– Подумай, кому из своих ты можешь позвонить, чтобы пошуровали в ваших компьютерах, проверили, нет ли какой информации по Виктору Сергеевичу Щипачеву.
– Кто такой?
– Предположительно один из местных воротил финансовой или банковской сферы.
– О-о’кей! – пропела она, впадая в задумчивое состояние.
Но в задумчивости Алла пребывала недолго. Решительно взяв трубку, она потыкала пальцем в кнопки набора и, не представляясь, эдак запанибрата, потребовала у ответившего позвать некоего Мишакова. Продиктовав по буквам этому самому Мишакову фамилию Генерала, Анохина благословила его номером моего телефона и дала отбой.
– Если есть у нас такой в компьютере, а у нас все крупные тарасовские воротилы есть, сама знаешь, Иван его сейчас из-под земли откопает, – заверила она меня, помахивая трубкой. – Будем ждать?
– И чай пить.
– Лучше кофе! – запротестовала она. – А варенье можно и так, между делом, с батончиком.
– С батончиком! – умилилась я и открыла холодильник. – Прошу. А кофе я беру на себя.
– На сколько персон? – живо поинтересовалась Алла, без церемоний запуская руки в продуктовые недра.
– Ни в коем случае! Я уже бутербродничала перед твоим приходом.
– Так вот почему ты была такая злющая!
Ух, и злющая же я буду на самом деле, если ни Вадима, ни Абдулатипова не окажется на месте! Телефонный номер, данный мне Радиком, при каждом наборе упрямо выдавал короткие гудки, а выходить на Цибиза с таким пустяком мне не хотелось. Тоже генерал в своем роде, Цибиз-то.
Припарковав машину неподалеку от нужного перекрестка, я заперла ее и быстрым, деловым шагом направилась к ресторану, повторяя как заклинание, способное принести успех, когда-то показавшуюся мне туманной формулировку:
«Активность, настойчивость и осмотрительность, каждая в разумной, по обстоятельствам, пропорции, – это три кита, на которых покоится архипелаг успеха».
Напыщенно, но точно. И весьма применительно к текущему моменту.
Помнится, кости предостерегали меня от дружбы с врагом, и я терялась в догадках – кто он, мой враг? Оказалось, бандиты на сегодняшний день если и не в друзьях моих ходят, то уж, во всяком случае, и не во врагах.
Пока я прохлаждалась дома, бутербродничая и болтая с Анохиной, на город с ясного неба нападал снежок. Рыхлый и легкий, как пух, он тонким слоем лежал на жестяных подоконниках старых домов, возле бордюров, в местах, недоступных ногам и колесам, и под светом фонарей будто сам светился, мягко лучась изнутри каждой снежинки. Такие моменты пропускать нельзя во всяком настроении и при любой озабоченности, если не хочешь замкнуться чисто на проблемах и жить только ими.
Перед тем как войти в «Тройку», я остановилась, умерила нетерпение и, зачерпнув полные пригоршни этой снежной пушистости, поднесла ладони к лицу. Лишенная обычной снежной плотности, на моих перчатках лежала просто горка снежинок, способных взлететь в воздух при малейшем его движении. Но было безветренно.
– Эй, госпожа из подворотни, ты прям как ведьма, погоду заколдовываешь, что ли?
Я обернулась. Невысокий мужичок в смятой армейской шапке, стоптанных башмаках с загнувшимися кверху носами и куртке, на которую нипочем не уляжется никакой из уважающих себя домашних псов, остановившись поблизости, смотрел на меня с доброй и глуповатой улыбкой.
– Как ты угадал? – и я улыбнулась ему. – Я и есть Ведьма. Только не из твоей подворотни.
– Гордая! – не переставая улыбаться, причмокнул он с сожалением. – Величайший – малейшим, а малейший – величайшим наречется в Царствии небесном. Не слыхала, что ль?
Вот удивил он меня! Не ожидала...
– На какой паперти ты об этом узнал? – от неожиданности не удержалась я от пустого вопроса.
– На счастливой.
Каков вопрос – таков ответ, как говорится.
– Держи, милый, пригоршню счастья!
Он, не спуская с меня глаз, машинально подставил руки, и я наградила его свежим снегом. Бродяга опомнился, когда я уже спускалась по лестнице в ресторанный подвал, перегнулся через перила и проговорил сверху негромко, но так, что слышно было каждое слово:
– Что ж ты счастье-то свое транжиришь? Или многовато его у тебя?
– Пош-шел ты! – прошипела я, открывая дверь и не сдержав раздражения от его назойливости.
Тот же, что и вчера, швейцар, принимая от меня плащ, глянул вопросительно, но не дождался от меня ни звука. Не о ком мне было сегодня у него спрашивать. Сама разберусь, здесь ли те, кто мне нужен.
С собой в зал я взяла сумочку с сотовиком и деньгами. Войдя, прежде всего обратила внимание на столик у входа, за которым пировали вчера бандиты. Он был занят парой престарелых джентльменов, чинно и сосредоточенно разрывающих на мизерные кусочки бифштексы вилками и ножами. Ни Радика, ни Вадима здесь не было. Не нашла я их и во втором зале, и в третьем – тоже. Что теперь? Уходить, сделав вид, что попала сюда по досадному недоразумению?
Опустившись на стул возле свободного столика, я достала сотовик и еще раз, наудачу, набрала номер Абдулатипова. Слушая в очередной раз короткие гудки, сжала зубы, чтобы надежнее удержать за ними язык, с которого вдруг запросились наружу выражения, вообще не имеющие права на существование.
Искоса наблюдая за официантом, возникшим в дверях, я надавила кнопку отбоя и припомнила телефон Цибиза.
Официант, пробиравшийся между столиками, кивнул головой кому-то за моей спиной и повернул вспять, а я услышала знакомый со вчерашнего вечера голос:
– Что-то, я смотрю, опера сюда зачастили. А такое было спокойное место!
Не удивительно, что я его не узнала, осматривая зал. Сегодняшний Вадим отличался от вчерашнего, как Золушка от принцессы, в которую ее превратило волшебство феи. Вместо пушистого свитера и широких штанов Вадим был одет в великолепный темный костюм, удачно скрадывающий его худобу. Синяя рубаха, итальянский галстук ручной работы и сияющие носочки темно-коричневых штиблет, видневшиеся из-под образцово отутюженных брюк, превратили вчерашнего уголовника в преуспевающего бизнесмена. И даже лицо его как-то неуловимо изменилось. Теперь оно наводило на мысль о благородном аскетизме стоящего передо мной человека.
– Вадим! – Я поднялась. – Мне нужен Радик.
– Убери хохотальник, – он показал на сотовик. – Пойдем, Ведьма.
Его стол оказался в центре зала, и, похоже, занимал он его без компании, хотя накрыто было на двоих.
– Сегодня я за него, – сообщил он угрюмо, наливая в рюмки водку. – Стол на двоих, и посуда пустовать не должна. Русский обычай, – объяснил после моего отказа составить ему компанию в трапезе.
– Ты не годишься. Мне нужен Радик.
– Да ну?! – удивился он насмешливо и собирался продолжить в том же духе, но осекся, наткнувшись на мой взгляд.
– Мне нужен Радик, – повторила я и, предотвращая возможный конфликт, пояснила: – О деле не ты просил меня, а он. Так что извини, но ты не годишься.
– Знаю я все его дела.
– Это не меняет дела. Вадим! – я протянула ему сотовик. – Если есть возможность, позвони ему, скажи, что просьбу Ведьма выполнила, но товар при ней, а Трегубов так в стороне и остался.
– Какой товар? – удивился он, но сотовик принял.
Не дождавшись ответа, Вадим потыкал пальцем в клавиатуру и вернул телефон мне. А когда я поднесла его к уху, в нем уже слышался голос Абдулатипова. Он понял меня с полуслова и обрадовался, это было ясно, но был немногословен.
