Подарок к рождеству

 Впрочем, в последнее время литавры его славы уже не звенели так громко. Абигейл за­метила, что пресса стала писать о нем меньше. Значительно меньше. Можно сказать, совсем перестала. Интересно, почему? Может быть, потому что он уезжал куда-нибудь на съемки но­вого телесериала?

 — Не стоит благодарности. Я получил боль­шое удовольствие от вашего выступления. Да, этот номер в вашем репертуаре, просто, потря­сает, — насмешливо ответил телекумир.

 — Номер? В репертуаре? Да как вы смеете! — На этот раз возмутилась Абигейл и попыталась высвободиться из его спасительных объятий.

 Но ее попытка вырваться, привела к обрат­ному результату: он еще сильнее прижал ее к себе, так что теперь она чувствовала, как у нее под щекой ритмично бьется его сердце. И ей почему-то расхотелось вырываться.

 — Успокойтесь. — Его голос стал нежным, а когда он прикоснулся теплой рукой к ее щеке, она совсем размякла. — Вы пережили шок, когда ваш «пежо» стал делать эти выкрутасы на льду. Вам надо расслабиться. Дышите глубоко и мед­ленно.

 И Абигейл, словно загипнотизированная его голосом и ласкающими движениями ладони, автоматически подчинилась. Но глубокое ды­хание не дало ей желанного спокойствия. На­оборот, оно лишь обострило ощущение его бли­зости и добавило ситуации какие-то новые, волнующие нотки. Вдыхаемый ею острый за­пах одеколона, приятно щекотал ноздри, но к нему примешивался и другой запах — тонкий, чистый, неповторимый, который источало само тело этого великолепного мужчины.

 Вдруг у Абигейл возникло чувство, будто, в ее мозгу произошло короткое замыкание. Она перестала четко и ясно мыслить, не могла ни на чем сосредоточить внимание. Ни на чем, кро­ме одного — теплого и сильного тела обнимав­шего ее Ника Гранта. Ее сердце, казалось, ста­ло биться в два раза быстрее, и разгоняемая им кровь ударила в голову так, что она начала кружиться. В каких-то самых удаленных, тем­ ных глубинах ее существа вспыхнуло и тут же стало стремительно разгораться пламя неудер­жимой страсти. Абигейл невольно вздрогнула.

 — Вам холодно? — спросил он, почувство­вав, как она задрожала. — Совсем замерзла, бед­ная девочка, — в его голосе прозвучало явное беспокойство, и он нежно спрятал ее руки в своих ладонях. — Надо немедленно разогреть вашу кровь.

 Ее голова продолжала кружиться, мысли расплывались в разные стороны, как клочья тумана. Да разве можно замерзнуть, когда внут­ри бушует такое пламя? И зачем разогревать кровь, если она и без того уже несется в ее жилах, как раскаленная лава?

 Неожиданно для самой себя, Абигейл под­няла голову от груди Ника и поцеловала его в шею, белевшую над воротником свитера. Ее губы словно прикипели к ней, с наслаждени­ем ощущая гладкость и мощь этой великолеп­ной колонны. Солоноватый привкус мужской кожи раздразнил ее язык, и он, самовольно проникнув между губ, тоже коснулся шеи Ника своим влажным кончиком.

 В следующую секунду Абигейл почувство­вала, как все его тело напряглось, и она, сама потрясенная своим поступком, уже пригото­вилась к тому, что он, негодующе, оттолкнет ее

 от себя, но реакция мужчины оказалась непред­сказуемой.

 — Итак, вам захотелось поиграть со мной? — жестким полушепотом произнес он и рывком прижал ее к себе.

 Ее затвердевшие соски уперлись в его мус­кулистую грудь, бедра сомкнулись с его бед­рами. Сквозь бархат платья она ощущала жар его распаленного тела.

 Бесцеремонно и властно губы Ника впились в ее губы, язык заскользил по ее зубам, схле­стнулся с ее языком, стал нежно ласкать ее нёбо. Абигейл издала тихий, протяжный стон.

 Она не замечала, что их со всех сторон на­чинала обступать темнота, что по ее лицу хле­стали струи колючего ветра и снега, а вокруг, порядком изношенных ботинок, быстро нарас­тала ледяная корка. Для нее в этот момент су­ществовали только три понятия: она сама, Ник и неразрывно сцепившее их короткое, сверх­чувственное замыкание. Абигейл таяла от бла­женства, ощущая дерзкие движения его рук, проникших под пальто, потом скользнувших в глубокий вырез бархатного платья и обхватив­ших ее пышущие жаром груди.

 И вдруг все резко оборвалось. На миг он за­мер, затем отпрянул от нее и грубо выругался. Как он мог забыть? Ведь перед ним была невеста его брата! Не переставая крыть себя самыми беспощадными ругательствами, Ник оттолкнул Абигейл с такой силой, что она едва не упала.

 — И что все это значит, хотел бы я знать? — Ярость в его голосе, казалось, заглушала даже злобное завывание ветра, разносившего в кло­чья пространство вокруг них. — О чем вы дума­ли, когда приступали к этому ритуалу?

 Что она могла ответить? Ей было страшно даже взглянуть на него.

 О чем она думала в тот момент, когда ре­шила поцеловать его в шею? Какой бес попу­тал ее, когда ей вдруг приспичило броситься в объятия мужчине, которого она до этого не видела никогда в жизни? И о котором ничего не знала, если не считать статеек о нем в буль­варной прессе, и его появления раз в неделю на ее телеэкране.

 — Я... ни о чем не думала.

 — Ни о чем! Что ж, не могу не поверить этому. И не удивлюсь, если вы скажете, мисс Барринг, что у вас заранее были выключены мозги и тогда, когда вы свернули на эту обле­деневшую проселочную дорогу.

 Абигейл была в шоке. Вскинув голову, она в упор посмотрела на своего спасителя, кото­рый вдруг повел себя так неожиданно грубо, широко раскрытыми глазами. Откуда он знает ее фамилию? Но уже в следующую секунду, переведя взгляд на чеканные черты его лица, она забыла про свой вопрос, и он не сорвался с ее губ. До сих пор лицо Ника Гранта все вре­мя было повернуто к ней в профиль или вполоборота. Теперь она увидела его полностью.

 Она хотела что-то сказать, но едва не по­перхнулась и промолчала. Несмотря на темно­ту, ей удалось разглядеть на его лице ужасный шрам. Он был грубый и довольно свежий. Не­ровная линия шла от уголка глаза, огибала рот и заканчивалась на мощной челюсти.

 Рана затянулась совсем недавно, и шрам, на­верняка, явился следствием какого-то трагичес­кого происшествия, несчастного случая. Кра­сивая внешность Ника Гранта, снискавшая ему толпы поклонников, была испорчена. Лицо, которым восхищались тысячи женщин, оказа­лось навсегда обезображенным.

Проследив за направлением взгляда Абигейл, Ник сказал:

 — От такой красоты не оторвешь глаз, не правда ли?

 Он даже не пытался скрыть цинизм, с которым говорил о приобретенном уродстве. Абигейл обуревали только два чувства — потрясе­ние и жалость. Повинуясь какому-то глубоко­му, нежному чувству, она потянулась к Нику, но он тотчас отпрянул назад, и ее рука, кото­рой она хотела, было, коснуться его лица, по­висла в воздухе.

 — Почему вы так грубы со мной? За кого вы меня принимаете? — Абигейл была растеряна и до слез огорчена его неожиданным отчужде­нием и явной враждебностью.

 — За особу, которая бросается в объятия пер­вого встречного мужчины, напрочь, забывая о человеке, с которым только что рассталась.

 — О чем вы? Что вы вообще можете знать обо мне и о мужчинах в моей жизни?

 Ей удалось произнести эти слова до того, как в ее голове сверкнула истина, причем сверкнула с такой силой, что голова тут же пошла кругом. Не важно, каким образом Ник Грант прослы­шал о Брайане. Для Абигейл важно было то, что с той минуты, как в ее жизни так неожиданно появился Ник, она ни разу даже не вспомнила о том, кто только что сделал ей предложение.

 Ее начала немилосердно терзать совесть, и она больно прикусила нижнюю губу. Произош­ло невероятное. Мужчина, который сегодня просил ее руки, с которым она рассталась ве­чером, буквально накануне снежной бури, те­перь, казалось, был, напрочь, вычеркнут из ее жизни. Как же она могла попасть в такое неле­пое положение?

 Услышав вопрос Абигейл, Ник улыбнулся. Его улыбка была холодной, и в ней таилась какая-то опасность. Он сказал:

 — У меня создалось впечатление, что вы от­носитесь к тому типу женщин, которые, ис­пользуя свои