… - Оно — показатель старения. Оно и есть старость. Одновременно оно старит.
— Хорошо, если без отрицания.
— Какое тут отрицание, если впереди молодость!
— Чем отличается искусство «белого шума»?
— Оно созидает новый мир с гармоническим сознанием и качествами.
— На чём оно основано?
— На материале, отжившем своё.
— Это верно. Теперь можно говорить о белом шуме для зрения.
— Что является белым шумом теперь?
— Вот песок реки. Вот одноцветная скала. Всё, что не имеет формы, представляет белый шум. Но лучшим белым шумом является Солнце. Ты должен теперь знать, что для зрения первичным является не форма, а цвет.
— Все ценят зрение за различение форм.
— Не будь как все. Вот зелёный лист куста. Ты его форму видишь?
— Да.
— Почему?
— По форме.
— Думай, монах. Если весь куст будет одного цвета, ты различишь форму ветвей и листьев?
— Нет. Всё сольётся.
— Так что же определяет форму тела?
— Различие цветов.
— Ну, наконец-то!
— Итак, многообразие цветов и оттенков даёт для зрения форму. Разные предметы…
— Подожди, монах. Опять ты ударился в философию. Откуда взялись предметы?
— Из осязания.
— А причём здесь зрение. Ты можешь зрением определить вес?
— Нет. Лишь с участием опыта осязания я потом приблизительно могу назвать вес.
— Молодец. Итак, один цвет оттеняется другим. Мозаика этих оттенков и есть виды форм.
— Я догадался, что белый шум для зрения использовал Бодхидхарма. Он стал святым в Тибете.
— Ты верно мыслишь. Теперь ты понимаешь, что рисовать картины и видеть их согласно состояниям сознания — разные веши.
— Люди Запада рисуют, а Бодхидхарма видел всё эмоционально.
— Это не главное. Важнее всего, что совершается при этом гармония эмоций, тела и духа. Но ещё важнее, что рисованием люди Запада упражняют старение, а Бодхидхарма созидал с его помощью новые миры.
— Нарисованная картина реальна, написанная музыка звучит, изготовленные снадобья имеют аромат. Какая реальность мира у Бодхидхармы?
— Сначала разберись, что такое реальность.
— Я вижу…
— Мираж в пустыне тоже виден.
— Видимое я могу потрогать…
— Галлюцинирующий человек и видит, и осязает, и слышит.
— Его должны увидеть другие люди… Хотя, мираж видят все. Каждый из присутствующих должен иметь возможность видеть, слышать, осязать, нюхать. Если их восприятия совпадут, то это действительное.
— Разве не реальна мысль у думающего человека.
— Она реальна, но…
— Не действительна. Её воспринимает только сам думающий, но не воспринимают другие люди.
— Я с этим согласен.
— Что делают люди Запада для того, чтобы мир ума стал действительным?
— Рисуют картины, пишут стихи, сочиняют музыку…
— Создают механические предметы в виде телевизоров, телефонов, самолётов, компьютеров.
— Да. Теперь мир ума воплощает себя в действительное.
— Каков уровень у такого действительного?
— Не живой.
— Теперь о Бодхидхарме. Реальное для него восприятие зримых образов?
— Реальное, но не действительное.
— То же самое можно было сказать и обо мне, когда я в белом шуме реки слушал музыку. Это же можно сказать о любом галлюцинирующем человеке и о шизофренике. Но даже реальность разная.
— Одна созидательная, а другая уничтожает.
— Поясни.
— Когда человек находится в самовосприятии, то для него всё это не только реально, но и действительно. Поэтому гал люцинирующие переживают восприятия так, словно это на туральные объекты. Я видел таких среди занимающихся маги ей в Тибете. Но я видел, как одни улучшали здоровье при этом, а другие быстро старели. Из этого наблюдения можно сказать, что реальные переживания для данного человека ста новятся действительным миром. Но можно добавить к этому, что они бывают созидательными и разрушающими для него.
— Хорошее наблюдение. Однако ты подчеркнул слова «для данного человека».
— Да.
— Ты хочешь сказать, что можно жить чужую жизнь?
— Нет. Но к чему такое замечание?
— Всё к тому же, монах, что ты не отказался от судейства ума. Ты принёс этих людней в жертву так, словно ты и есть мерило действительного. За спиной у тебя стоит жестокость. По-твоему, галлюцинирующие люди уже представляют низкий сорт. Почему Бодхидхарму ты не считаешь недостойным?
— У него созидательные восприятия. Они улучшают здоровье и дух.
— Но они не действительные.
— Пример отличного здоровья и созидательного духа достаточен для принятия этого святого с его видениями как действительного.
— Лихо извернулся. И про себя не забыл. Но ты-то тут причем? Разве ты переживаешь его видения?
— Его опыт меня стимулирует.
— На том и порешим. Действительным становится для тебя не мир Бодхидхармы, а твоя иллюзия. Но вернёмся к действительному.
Тут небо разверзлось. Оно засветило нежным и чистым качеством. У Сян остолбенел. Прямо на них спускались человеческие фигуры в неописуемых одеяниях. Они занимали огромную часть неба, но небо от этого не уменьшалось. Наконец, несколько девушек и юношей опустились рядом. Теперь они были нормальных размеров. И всё же они не были обычными. От них исходило незримое сияние. Ни для глаз, ни для обоняния, ни для слуха лилась прекрасная и нежная сущность этих людей. Старец опустился поодаль. Стоявшие вокруг деревья преобразились. От них полился такой же аромат восприятий. Сначала птицы притихли, но теперь их словно подменили. Из кустов вышли горный барс и архары. Они не были агрессивными или пугливыми. Мир заполнился благостностью.
— Находишь ли ты это действительным, монах? — раздался голос Дон Мена.
У Сян был потрясён приятным чувством. Он молчал.
— Можешь каждого пощупать и понюхать.
Не было слов — в этом мире понятно всё непосредственно.
— Теперь ты понимаешь разницу между неживым миром, который создает ум, миром искусства ума и живым искус ством?
