– Но шериф не может так поступить, – сказал я. – Он должен доставить его в тюрьму округа…
Толстуха горько улыбнулась.
– Прошлым летом Фосетт повесил моего племянника, обвинив его в конокрадстве. Потом выяснилось, что его подставили, потому что он заглядывался на жену шерифа. Фосетт – сволочь!
И в это мгновение я понял, что мне следует сделать.
4
Пятеро всадников оставили городок и двинулись навстречу солнцу по равнине, поросшей чахлыми кустиками и редкими деревьями. Шериф победно усмехался себе в усы, и улыбка его нравилась Амалии все меньше и меньше.
– Когда мы приедем? – спросила Амалия.
– А ты что, Мэллоун, торопишься? – осведомился один из помощников Фосетта.
– Я не Мэллоун, – раздраженно сказала Амалия. – Покажите меня любому, кто его знает, и вы без труда убедитесь, что я не лгу.
– Очень мне это надо, бандюга, – отозвался шериф. – Все равно тебя уже приговорили в Сан-Антонио, так что…
– Что? – резко спросила Амалия.
– Ничего, – сказал Фосетт насмешливо. – Только, парень, если ты и впрямь веришь, что мы будем с тобой возиться, то ты ошибаешься.
– Постойте, – проговорила Амалия, чувствуя неприятный холодок в спине, – что все это значит?
Шериф не успел ответить, потому что из-за поворота впереди внезапно показался всадник. Это был молодой парень без шляпы, с растрепанными волосами, выгоревшими на солнце. Конь его тяжело дышал и ронял клочья пены. «Черт возьми, – мелькнуло в голове у Амалии, – как это ему удалось опередить нас?»
– С дороги, парень, с дороги! – сказал Фосетт. – Мы везем арестованного.
– Билли Мэллоуна? – полюбопытствовал всадник.
– Именно. Освободи путь, не то я скажу твоему папаше, и он тебя вздует.
– Вы ошиблись, шериф, – отозвался всадник. – У меня нет отца. И, кроме того, Билли Мэллоун – я.
Шериф натянул поводья. Он, очевидно, собирался выругаться, хотя ему следовало сделать совсем не это. Кто-то из его помощников, сообразив, в чем дело, схватился за «винчестер», но было уже поздно. Билли Мэллоун выхватил «кольт».
Четыре выстрела прогремели под обманчиво ясным небом. Какая-то лошадь заржала и шарахнулась, и после этого наступила тягостная, как начало романа ужасов, тишина.
Когда дым от выстрелов рассеялся, стало видно, что все конвоиры Амалии лежат на земле, не подавая признаков жизни. Амалия, остолбенев от происшедшего, что было сил вцепилась в луку седла.
– Привет, – сказал Билли Мэллоун застенчиво. – Кажется, я подоспел как раз вовремя.
Амалия раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но ничего не пришло ей на ум. Она подумала, что теперь ей точно конец, но Билли, похоже, покамест не собирался ее убивать. Он поглядел на свой «кольт» и сунул его в кобуру.
– Ты зачем это сделал? – спросила Амалия наконец.
– Ну как же, – удивился Билли, – они же везли тебя вешать. Ты разве не понял?
– Но сначала они должны были установить, кто я, разве не так? – допытывалась Амалия, у которой голова шла кругом.
Билли пожал плечами.
– В этих краях никто не станет заниматься такой ерундой, – сказал он. – У кого из них ключ от наручников?
– Кажется, у шерифа.
Билли спешился, подошел к трупу шерифа и вытащил у него из кармана ключи.
– И все-таки, – спросила Амалия, – зачем ты это сделал?
– Ты сам меня позвал на помощь, – отозвался Билли, размыкая наручники.
Амалия с наслаждением потерла запястья – и замерла на месте.
– Я тебя позвал?
– Конечно. Помнишь, как ты мне подмигнул у двери?
При мысли, что из-за ее минутной шалости четверо человек отправились на небеса, Амалии стало нехорошо. Справедливое соображение, что эти люди сами были недалеки от того, чтобы с нею разделаться, ничуть не уменьшило ее терзаний. Полька по матери, по отцу Амалия была русской и, очевидно, отчасти унаследовала национальное чувство вины, не оставляющее русского человека на всем протяжении его жизни и довлеющее над всеми его поступками. Что бы он ни сделал, он обязательно мучается угрызениями совести, причем чаще всего тогда, когда исправить что-либо уже совершенно невозможно.
– Так что вот так, – сказал Билли.
Амалии не понравилось, что в это мгновение он стоял к ней лицом, перезаряжая свой «кольт» патронами, которые забрал у шерифа.
– Ты извини, что я круто с тобой обошелся, – проговорила она. Голос ее предательски дрогнул. – Я думал, ты хотел меня убить. За мной в последнее время охотится куча народу, и мне это не нравится.
Билли кончил заряжать револьвер и крутанул барабан.
– О чем речь, – сказал он. – Это они тебя ранили?
– А, ты заметил? Да, я чуть не околел.
– Ты случайно не налетчик? – вдруг спросил Билли. – Я, знаешь ли, не очень люблю налетчиков.
– Нет, – ответила Амалия, – я сам по себе.
– Убил кого-то?
– Так, кое-кого.
Билли вздохнул и свесил голову.
– Там, в салуне, я был уверен, что ты меня сдашь шерифу, – промолвил он. – Но ты не сдал. Хотя мог.
– Я никогда никого не предаю, – возразила Амалия. – Это не в моих привычках. Скажи, а пегая лошадь и вправду твоя?
– Моя.
Амалия вздохнула и слезла с Пегаса.
– Ладно. Тогда забирай ее, а мне отдашь свою. Идет?
– Идет, – согласился бандит. – Ты не хочешь забрать свою пушку?
– Хочу, – поколебавшись, сказала Амалия. – Кстати, револьвер с твоей меткой у шерифа, если хочешь знать.
Билли нашел свой револьвер, а Амалия взяла свой. Вернее, тот, что принадлежал Франсиско.
– Что собираешься делать дальше? – спросил Билли.
– Найти одного человека, – отозвалась Амалия. – Хочу задать ему пару вопросов.
– О чем?
– Да так, – хмыкнула Амалия. – Интересно, шериф не возил с собой ничего съестного? Мне не дали даже бифштекс съесть, а я со вчерашнего утра ничего не ел.
– Посмотрим, – сказал Билли.
После недолгих поисков им удалось обнаружить кусок пирога и пару фляжек.
– Пирог так пирог, – вздохнула Амалия. – Ты не хочешь?
– Нет.
– Тогда я все съем.
Она уселась на земле и с жадностью уплела пирог. Билли меж тем приладил себе на голову шляпу шерифа – сомбреро с лентой.
– Ты мне не отдашь платок? – спросил он, немного поколебавшись.
Амалия поморщилась. Вот вам: все начинается сначала.
– Откуда он у тебя? – спросила она.
– Взял в одном месте, – ответил бандит туманно, почесав висок.
Амалия пожала плечами и сняла платок с шеи.
