засыпать, мгновенно пробудилась. Точно так же кашлял ее родной брат, скончавшийся от туберкулеза.
– Вот черт… – слабо проговорил Билли.
Амалия откинула одеяло, поднялась на ноги, сняла с себя красную куртку, подбитую плотной тканью, и набросила ее на плечи Билли. Куртка досталась Амалии от Розы, которая следила за тем, чтобы будущая звезда ларедского борделя не подхватила лихорадку по дороге. Билли поднял глаза. Он явно был сильно смущен.
– Да нет, не стоит… Зачем…
– Ты бы лучше постарался выспаться, – проворчала Амалия, вновь укладываясь на землю.
– А караулить кто будет? – спросил Билли.
Пожалуй, после того как они перебили такую кучу народу, такая предосторожность была нелишней.
Амалия вздохнула и закрыла глаза. Где-то совсем неподалеку от них фыркали привязанные лошади.
– А как у него все кончилось? – неожиданно спросил Билли.
– У кого?
– У Монти… Эдмона Дантеса. Он им отомстил?
– Всем, – заверила его Амалия.
– Вот и хорошо, – одобрил Билли. – Мне бы тоже добраться до Бандита Пита до того, как я околею, а больше мне ничего и не надо.
– Дался тебе этот Бандит Пит… – пробурчала Амалия.
Билли глубоко вздохнул и вновь приложился к своей гармошке. Его застенчивое полудетское лицо с чуть торчащими, как у белки, передними зубами было очень серьезно.
– Еще как! – сказал он. – Пит – сволочь. И он… – Он хотел что-то еще добавить, но сдержался.
– Сволочей все равно больше, чем ты можешь застрелить, – возразила Амалия, в которой взыграл практический дух.
– Но я могу хотя бы уменьшить их число, – не согласился Билли.
Амалия вспомнила, что в точности такая же фраза была в десятицентовой книжке, которую он читал.
– Давай лучше спать, – проворчала она.
Где-то залаяли койоты, пронзительно заверещала какая-то птица. Но Амалия уже не слышала ничего этого. Она спала.
6
Наутро Амалия поднялась с ощущением, что ее тело рассыпается на части, и непонятно, каким образом они все еще держатся вместе. Ибо Амалия Тамарина была на самом деле невероятной неженкой. Стоило чуть-чуть подуть ветерку, как она сразу же начинала кутаться в шаль. Да не какую-нибудь, а от самой Каролины Ребу. Но то, что могла себе позволить хрупкая красавица Амалия, заведомо не смог бы осуществить хмурый Эмилио с загорелым лицом и револьвером, заткнутым за пояс.
– Черт возьми, есть-то как хочется! – такой была первая фраза, вырвавшаяся у нее.
– Мне тоже, – признался Билли. – Ничего, поедим в первой попавшейся деревушке. Только надо держать ухо востро, а то как бы не нарваться после вчерашнего на неприятности. А вообще лучше сначала убраться подальше. Вдруг местные жители вздумают устроить на нас облаву? Осторожность никогда не повредит.
Амалия с любопытством посмотрела на своего спутника. На щеках Билли проступили розовые пятна, но выглядел он сегодня лучше, чем вчера. Шпоры надраены и блестят, в глазах ни капли усталости. Интересно, он хоть немного спал в эту ночь?
– Надо было тебе меня разбудить, – сказала ему Амалия, поднимаясь в седло. – Я бы тоже покараулил, а ты пока поспал.
Билли коротко мотнул головой.
– Не, – сказал он. – Я и так спать не собирался.
Они затоптали костер и, сев на лошадей, поехали по направлению к возвышающимся вдали красноватым горам. Пегая лошадь Билли то и дело танцевала и сбивалась с шага.
– Н-но! Но, Птица!
Птица мотала головой и не слушалась повода.
– Что такое? – спросила Амалия, когда на одном из поворотов Билли остановился так резко, что чуть не вылетел из седла.
– Сам не пойму, – проворчал бандит. – Может, она дурман-травы наелась?
– А это что такое? – заинтересовалась Амалия.
– Ты что, не знаешь? – недоверчиво спросил Билли.
– Я же не из здешних мест.
Билли поскреб в затылке.
– Ну, дурман-трава – это такая дрянь, от которой лошадь начинает чудить. Видит, скажем, лужу и решает, что перед ней река. А бывает и наоборот: река без брода начинает казаться ей совсем не опасной.
– А-а, – протянула Амалия и без особых усилий поехала вперед на своем сером в яблоках. Пегас-Птица тотчас ринулся за ней, отчего Билли едва не вылетел из седла вторично.
– Нет, это не дурман, – пропыхтел Билли, косясь на бесстрастного Эмилио. – Слушай, ты что с моей лошадью сделал?
– В каком смысле? – удивилась Амалия.
– Да ведет она себя странно, вот что!
– Может, у нее просто ноги расковались? – предположила Амалия.
Они остановились. Билли сошел с лошади, но, когда он захотел осмотреть ее копыта, она захрипела и попятилась.
– Тихо, Пегас, – скомандовала Амалия, соскакивая на землю.
– Пегас? – Билли так и подскочил на месте.
– Ну да, я так называл твою лошадь, а что?
Пегас фыркнул и мотнул головой. Амалии он без всякого протеста дал осмотреть все четыре подковы.
– Нет, ноги в порядке, – резюмировал «Эмилио», сдвигая шляпу на затылок.
Билли стоял на месте и, тяжело сопя, косился на своего спутника.
– Черт знает что! – выпалил он с яростью. – Мало того, что ты платок отнял и шляпу, да по морде съездил, так еще и лошадь мою заговорил!
Он пнул ногой землю. Несколько камешков подскочило в воздух.
– Слушай, – рассердилась Амалия, – честное слово, я тут ни при чем!
– Ну да, ни при чем! – выкрикнул Билли. – А лошадь больше не хочет, чтобы я на ней ездил! Думаешь, я не вижу?
Амалия тяжело вздохнула и только руками развела. Что правда, то правда – она всегда обожала лошадей, и ей легко было найти с ними общий язык.
– Это вышло просто случайно, – сказала она. – Просто тебя долго не было, и твоя Птица успела от тебя отвыкнуть.
– Да что ты можешь знать об этом? – разошелся Билли. – Тоже мне, нашелся всезнайка желтоглазый! Мы с моей Птицей знаешь в каких переделках побывали? Какие тебе и не снились! Да, не снились! Ходит тут пижон в моем платке… – с обидой прибавил он. – И история Монти ему не такая, приплел к ней черт знает что… и лошадь мою отнять норовит…
В тоне Билли, во всех его речах было что-то такое до невозможности ребяческое, что Амалия, слушая его, едва могла удержаться от улыбки.
– Билли, – начала она, – я…
– Для тебя я не Билли, – ощетинился юный бандит, – а Уильям Генри Мэллоун, вот так! И нечего меня Билли называть.
– Ну хорошо, мистер Мэллоун, – с гримасой скуки промолвила Амалия. – Может быть, вы мне скажете наконец, чего вы от меня хотите?
