- Значит ли это, что они обречены утратить разум? - вновь не выдерживает та же девушка.
- Именно так, Кьо, спасибо за понимание. Мелкие, многочисленные и достаточно разумные хищники буквально давят остатки биосферы, не позволяя ей начать восстановление - никакие неразумные животные не в силах противостоять разумным. Единственный выход, это полная утрата бесперспективным видом разума. Они будут мельчать и охотиться на всё более мелких грызунов - поскольку более крупные будут съедены. И только когда они утратят связную речь и способность владеть огнём, превратившись в обыкновенных хищных животных, этот истерзанный мир начнёт новое долгое восхождение, длиной в десятки миллионов лет.
Преподавательница смотрит на меня.
'Я вижу, о чём ты думаешь, Ди. Разумеется, Земле в целом было далеко до такого сценария. Однако есть на твоей прародине такой остров, Рапа-Нуи, или Остров Пасхи... Когда первые лодки переселенцев достигли его, остров покрывали цветущие джунгли. А когда его открыли европейцы, уцелевшие обитатели Рапа-Нуи прятались в расщелинах голых скал, питаясь птичьими яйцами и друг другом. Даже огонь развести стало там проблемой, настолько был опустошён остров. Так что ничего нереального в таком развитии событий нет. Планета - тот же остров, только очень большой, и потому всё это дело происходит медленнее'
Все подавленно молчат, и я без труда ощущаю мысли и чувства моих товарищей. Как это страшно...
- Да, страшно, - без улыбки соглашается наша наставница. - Однако подобный исход встречается всё же редко. Это же 'детская смерть' для разумных, по сути. Слишком неудачно всё должно сложиться для этого. Нет, 'детская смертность' разума, к счастью, невелика. Гораздо чаще молодые миры гибнут всё же не так. Они гибнут уже на стадии перехода к развитой технической цивилизации. Ядерный барьер один из самых серьёзных.
И темой нашего следующего занятия будет именно это.
...
'А вот не догонишь!'
'А вот догоню!'
Я улыбаюсь так широко, как только это позволяет мой изящный ангельский ротик. Уже не счесть, сколько раз происходила подобная беседа. Разумеется, я её не догоню - моё довольно значительное превосходство в живом весе исключает такую возможность. Однако это вовсе не значит, что победа должна доставаться моей женушке даром.
'Сдавайся, о несчастная!'
'Кто сказал? Я счастливая!'
Ирочка резко сваливается на крыло, явно провоцируя меня на сходный маневр, но я не поддаюсь - сколько раз уже ловился, на выходе из пике и крутом подъёме моя ненаглядная легко оторвётся от преследования. Вместо этого я намеренно отстаю, дабы перехватить супругу на подъёме...
'Самый хитрый, да?'
'Ну, не самый... Но хитрый!'
Ирочка звонко хохочет, и её смех разносится по всему бескрайнему небу.
'А вот так, муж мой?'
Она складывает крылья и стремительно падает вниз, подобно птице соколу на далёкой, страшно далёкой отсюда планете.
'Можно!' - я следую её примеру. Воздух свистит в ушах, и синий ковёр джунглей пока ещё лениво, но с каждым мгновением всё быстрее надвигается, распадаясь на отдельные деревья...
'Ах-ха, как здорово, Рома!'
'Осторожней!'
'Ага, испугался!'
Вместо ожидаемого набора высоты Ирочка резко тормозит распахнутыми крыльями. Ещё миг, и она скрывается в чаще.
'Сейчас я тебя настигну!'
Я с шумом вламываюсь в чащу леса, но Ирочка уже скачет по ветвям, как крылатый Маугли.
- Тебя следовало назвать Прячущейся в ветвях, Юайей!
- Нет, Рома, нет! Я Летящая под дождём! Нет, больше, больше - я твоя Ирочка!
Впереди открывается изумительная полянка, густо поросшая голубой травой, и я отчётливо вижу мысли моей ненаглядной - вот подходящее место, где он меня настигнет...
И разом всё вылетело из головы.
'Что это, Ир?'
Вокруг полянки из зарослей смотрят фарфоровые лики. Мужчина... а это вот женщина... совсем пожилая женщина, даже лицо в морщинах, таких женщин у ангелов не бывает, это невозможно...
'Сейчас не бывает. А тогда были. Это древнее кладбище, Рома'
Я осторожно подхожу ближе. Время и буйные ливни не совладали с искусством древних мастеров, и растительность не смогла поглотить их бесследно. Сколько же лет этому кладбищу?
'Тысячи три, не меньше. Ещё когда ангелы умирали от старости и даже болезней'
Ирочка прижимается ко мне, и я чувствую, как сильно бьётся у неё сердце - не успела отойти от полёта.
Надпись на постаменте, чем-то похожем на земной высоковольтный изолятор, написана знакомыми буквами, пусть и несколько стилизованными. Но прочесть её у меня не получается.
'Это древний язык, Рома. За три тысячи лет язык меняется очень сильно'
'Ты можешь?..'
Она вглядывается.
''Здесь покоится прах Летящей на восток, матери Ищущей плоды и Играющего с ветром, жены Взлетающего в зенит...' А вот и дата... Ого! Да это же конец эпохи Немеряной жадности!'
Я обхватываю жену крылом. Надо же, подумать только... На Земле подобные захоронения искали бы археологи. И не нашли бы ничего - все могилы аборигены разоряли нещадно...
'У нас не принято грабить могилы, Рома. То есть бывали эксцессы во времена той эпохи, но такого вандализма, как у людей, не было и в помине. Как видишь, за ним даже присматривают, за этим кладбищем - должно быть, местный смотритель лесного участка. Да и в старину тут нечего было брать, разве только сами памятники'
Её глаза глубоки и бездонны.
'С тех пор многое изменилось, муж мой. Уже давно так никого не хоронят. Мёртвые покоятся в глубоких подземельях, оставив солнечный свет живым. И сам обряд изменился. Не плачут убитые горем родные, нет траурных процессий... Смерть перестала быть горем, Рома. За очень редкими исключениями, которых тоже скоро не станет'
Я размышляю. Вот как...
'Да, ты прав. Я тоже иногда об этом думаю. Эти редкие исключения напоминают всем о том, что есть на свете горе. Они учат переживать и сопереживать. А вот когда кристаллы-микросканеры в головах не оставят смерти ни единой лазейки... Не закончится ли это в конце концов тем, что мы, ангелы, утратим способность сочувствовать чужому горю? Ничто не даётся даром, Рома'
Я обнимаю её руками и крыльями.
'Но ты же мечтала, чтобы однажды в мире не стало слёз. Твоя мечта исполняется у тебя на глазах'
'Мечтала, да. Но есть на Земле и такая поговорка: 'Несчастный, ты будешь иметь, что хотел''
Она вдруг шумно встряхивается, не выдерживая тишины древнего кладбища.
- Давай полетим домой. Извини, Рома, но я не могу здесь...
- Понимаю... Вообще-то я бы смог...
В любимых глазищах протаивает знакомый смех.
- Для тебя нет ничего святого, муж мой, - переходит Ирочка на русскую речь.
- То есть как ничего? - округляю я глаза. - Да полно разного святого! Вот же передо мной главная
