связан браком одновременно с двумя женщинами и вел со многими другими такую
жизнь, которая давала повод к большим скандалам. Три доносчика были
монахами, и есть основание предполагать, что ими командовали руководители
обширной дворцовой интриги, целью которых было довести князя до опалы,
ссылки и потери огромного доверия, которым он пользовался в лоне королевской
семьи.
VIII. Главою инквизиции был тогда кардинал Лоренсана, архиепископ
Толедский, человек простой и легко поддающийся обману, но слишком робкий и
настороженный против всего, что могло не понравиться королю и королеве. Хотя
доносы были представлены ему, он не осмелился допрашивать ни свидетелей, ни
даже доносчиков. Дом Антонио Деспуиг, архиепископ Сеговии (потом кардинал),
и Дом Рафаэль де Мускис, духовник королевы, тогда бывший епископом Авилы,
стояли во главе этой интриги и не пренебрегали никакими средствами, чтобы
побудить Лоренсану назначить тайное следствие, вынести постановление об
аресте князя с согласия верховного совета и добиться одобрения короля; они
были уверены, что получат это одобрение, если они докажут ему, будто его
фаворит исповедует атеизм. Эта попытка не согласовалась с характером
Лоренсаны. Двое заговорщиков, заметив это, условились, что Деспуиг побудит
кардинала Винченти, своего друга, бывшего нунцием в Мадриде, известного
интригана, склонить Пия VI написать Лоренсане, упрекнув его в равнодушии, с
которым он смотрит на соблазн, столь вредный для чистоты религии, которую
исповедует испанская нация. Винченти получил от папы просимое письмо, так
как, по-видимому, Лоренсана обещал исполнить их требование, если папа решит,
что эта мера обязательна. Наполеон Бонапарт, тогда генерал Французской
республики, перехватил в Генуе итальянского курьера. Среди его депеш нашли
письмо, которое кардинал Винченти писал Деспуигу и в котором было вложено
письмо папы к архиепископу Толедскому. Бонапарт счел полезным для добрых
отношений, установившихся между Французской республикой и испанским
правительством, уведомить Князя мира об этой интриге и поручил генералу
Периньону [207] (теперь маршал Франции), тогдашнему послу в Мадриде,
передать эту корреспонденцию Князю мира. Можно судить о значении, которое
придал фаворит этому разоблачению. Предотвратив другую интригу своих врагов,
он успел разрушить их планы и добился удаления из Испании Лоренсаны,
Деспуига и Мускиса, которые были отправлены в Рим, чтобы выразить папе от
имени их государя соболезнование по поводу вступления французской армии в
Папскую область. Их поручение относится к 14 марта 1797 года.
IX. В эту эпоху инквизиция подверглась неминуемой опасности лишиться
права ареста кого-либо без разрешения короля, как это должно было бы
произойти в результате процесса дона Рамона де Саласа, история коего
изложена в главе XXV этого труда.
X. Дон Гаспар Мельхиор де Ховельянос, министр и государственный
секретарь, взялся преобразовать приемы судопроизводства святого трибунала,
особенно в части запрещения книг. Этот просвещенный человек перестал быть
министром в 1798 году. Так как достаточно впасть в немилость, чтобы
пробудить ненависть врагов, то нашлись люди, которые оговорили его как
лжефилософа, врага чистоты католической религии и трибунала, наблюдающего за
сохранением ее. В секретном следствии не встречается никакого особенного
тезиса, способного мотивировать богословское осуждение, и процесс не имел
продолжения. Однако Ховельянос остался отмеченным как заподозренный. Если
трибунал потерпел неудачу в попытке наказать его за питаемое им отвращение,
он достиг этого другим способом. Интриги инквизиции привели к его изгнанию
из двора, ив 1801 году он был сослан на остров Майорка, куда унес с собой
сожаление и уважение всех честных испанцев. Его опала длилась несколько лет.
XI. В 1799 году вальядолидские инквизиторы присудили с одобрения совета
дона Мариано и дона Раймондо де Сантандера, книгопродавцев этого города, к
двум месяцам заключения в монастыре, к приостановке их торговли на два года
и к изгнанию с запрещением приближаться на восемь миль к Вальядолиду,
Мадриду и другим королевским резиденциям. Осужденные должны были оплатить
судебные издержки инквизиции. После долгого содержания в секретной тюрьме
дон Мариано никак не мог добиться перевода в другое помещение, хотя
испытывал частые приступы эпилепсии. Их преступление состояло в том, что они
получили и продали несколько запрещенных книг. Хотя фанатичные и
злонамеренные люди оговорили их как еретиков, в действительности нельзя было
доказать этот донос. 10 ноября дон Мариано и дон Раймондо ходатайствовали
перед главным инквизитором о позволении остаться в Вальядолиде, указывая,
что в случае отказа им в этой милости их семьи подвергнутся опасности
умереть в нищете, и предлагали заменить изгнание другим наказанием -
штрафом. Я не вижу здесь никакой соразмерности кары с проступком, в
особенности сравнивая обращение, которому подверглись осужденные, с тем
обращением, какое выпадает на долю виновных в лицемерии. Как бы ни были
велики число и важность нравственных преступлений, совершенных лицемерами в
силу своего порока, они сохраняют репутацию несравненной святости, хотя
постоянно обманывают людское простосердечие.
Статья четвертая
I. Дело святоши из Куэнсы наделало много шуму. Святоша была женой
земледельца из местечка Вильяр де л'Агила. Среди других историй, которые она
придумала для приобретения себе репутации святоши, она рассказывала, будто
Иисус Христос открыл ей, что он освятил ее тело, изменив ее плоть и кровь в
субстанцию своего тела, чтобы ближе соединиться в любви с нею. Бред этой
женщины возбудил горячие богословские споры между священниками и монахами.
Одни утверждали, что это невозможно согласно обычному образу действий
Божиих, так как надо было бы предполагать в святоше более превосходные
качества, чем в Деве Марии, и это изменение доказывало бы, что хлеб и вино
не единственное вещество таинства евхаристии. Другие силились доказать, что
это возможно, если вспомнить безграничность могущества Божиего. Однако они
не дерзали верить в это великое чудо, так как доказательства не
удовлетворяли их вполне. Некоторые верили всему, полагаясь на святость этой
женщины, и удивлялись, что находились не верящие этому. Они утверждали, что
не знали ничего более устойчивого, чем добродетель этой избранницы, которая
не могла иметь, по их мнению, никакого интереса в обмане. Наконец, были
свидетели жизни этой женщины, сообщники ее мошенничества с самого начала или
