монахинь в инквизицию. Но случилось другое, и это заставило всех презирать
этого священника. Вскоре стало известно, что при сравнении ответов монахинь
с обвинительными пунктами предшествовавшего тайного следствия пришлось
признать, что монахинь обвиняли в очень невинном обстоятельстве, дурно
истолкованном, вследствие этого инквизиторы не продолжали процесса.
XXX. Торжество св. Терезы было незначительно, потому что она и община
оказались под тяжестью публичного позора; из поведения трибунала все узнали,
что существовал и, быть может, продолжал существовать против них процесс по
делу веры. Таким образом предубеждения могли рассеяться только после
публичного признания невинности св. Терезы и монахинь со стороны инквизиции.
Ведь отсрочка доказывала, в сущности, лишь отсутствие достаточных обвинений
и, по-видимому, говорила о возможности в будущем собрать новые улики для
продолжения процесса.
XXXI. Совершившийся поворот был сначала более благоприятен для св.
Терезы, чем для ее монахинь. Ей позволили уехать из Севильи для основания
новых монастырей, но она должна была предварительно дать обещание, что
вернется, как только получит приказание, или что явится в назначенный ей
трибунал. Монахиням был запрещен выезд. Некоторые были даже вновь вызваны в
святой трибунал и отданы под суд на основании показаний, имевшихся в руках
судей. Это доказывается письмом, которое св. Тереза писала из Толедо дому
Гонсало Пантохе, настоятелю Печерского (de la Cuevas) картезианского
монастыря в Севилье, тому самому, который отдал дом для помещения
реформированных кармелиток. Невзирая на секретность дела, она передала ему
некоторые подробности о монахинях. 'Мои бедные девицы, - писала она, -
лишены всякого совета, потому что люди, которые могли бы их защищать,
устрашены тем, что их заставили делать под угрозой отлучения от Церкви. Я
полагаю, что они по легкомыслию и против собственного желания слишком далеко
зашли в своих показаниях. Я нашла в процессе крайне лживые сведения: я была
с девицами в то время, когда, как утверждалось, происходили эти случаи, хотя
в действительности ничего подобного не было. Но я не удивляюсь, что дело
приняло такой дурной оборот, потому что знаю, что одна из девиц была
посажена в секретную тюрьму, где пробыла шесть часов. Так как она не очень
умна, я думаю, что она сказала все, чего от нее добивались. Из этого
обстоятельства я поняла, что полезно обдумывать ответы. Так как мы этого не
делали, то не имеем права жаловаться. Господь хотел, чтобы это испытание
продолжалось полтора года' {17-е письмо св. Терезы}.
XXXII. Достопочтенный дом Хуан де Палафокс, епископ Осмы, сопроводил
это письмо св. Терезы следующим превосходным примечанием: 'Для того чтобы
затеять ужасный процесс по поводу весьма невинного в сущности дела, -
особенно против женщин, - достаточно немного дурного настроения у
допрашивающего, немного желания доказать то, что отыскивают, у составляющего
протокол, немного боязни у того, кто дает показание; из этих трех малых
элементов проистекает чудовищное дело и ужасная клевета'. В самом деле,
достаточно прочесть произведения св. Терезы, чтобы признать, что она любила
откровенность в добродетели и остерегалась всякого необычного пути, который
мог бы привести ее к иллюзии. В письме к дому Альваро де Мендосе, епископу
Авилы, она выражается так: 'Мы были бы достойны большой жалости, если бы
могли искать Бога только после того, как умерли для мира. Магдалина,
самаритянка и хананеянка вовсе не были такими, когда они его нашли'.
Что касается откровений, то она всегда восставала в письмах и речах
против легкомыслия, с которым верят в них; во многих письмах она доказывала
опасность этого, особенно у женщин, воображение которых, как она знает,
легче воспламеняется ложными и фантастическими видениями. Поэтому,
предприняв, по совету своих духовников, описание своей собственной жизни,
где рассказывается о нескольких случаях этого рода, бывших с ней самой, она
дает монахиням благоразумный совет не читать его. Такое расположение св.
Терезы заставляло ее любить чистосердечие и прямоту, и она советовала
избегать необычных путей, не обращая внимания на благие намерения, которыми
можно считать себя вдохновленным. Поэтому, когда севильская буря утихла и
рассеяла предубеждения, внушенные недоброжелательными людьми апостолическому
нунцию против ее ордена, св. Тереза увидела себя вновь в опасности новых
преследований по делу о происшествиях с кармелитками Малагона. Она писала им
- 'Пора нам избавиться от благих намерений, которые нам так дорого стоили'
{62-е письмо ев Терезы.}. Св. Тереза умерла 4 октября 1582 года, шестидесяти
шести лет от роду.
XXXIII. Св. Иоанн Крестный (Juan de la Cruz) [67], который участвовал в
работе св. Терезы по реформированию кармелитского ордена и по устройству
новых монастырей, родился в Онтиверосе, в епархии Авилы, в 1542 году. Он
привлекался к суду инквизициями Севильи, Толедо и Вальядолида. Последний
трибунал вооружился всеми документами, составленными в первых двух, для
материала процесса и для осуждения достопочтенного Иоанна Крестного. Та же
участь готовилась брату Геронимо Грасиану, основателю монастыря босоногих
кармелитов в Севилье, и нескольким другим благочестивым людям, которые
следовали уставу монашеской жизни св. Иоанна. На него донесли как на
фанатика и заподозренного в принадлежности к ереси иллюминатов. Различные
гонения, перенесенные им от нереформированных монахов его ордена, спасли его
от секретной тюрьмы Вальядолида, потому что первый донос не подтвердился
достаточными уликами, и инквизиторы сочли нужным выждать, пока какое-нибудь
обстоятельство доставит новые улики против него. Действительно, явились
несколько доносчиков. Так как св. Иоанн Крестный постоянно выходил
победителем из всех предварительных следствий, преследования затянулись, и
судопроизводство не подвинулось далее. Св. Иоанн умер в Убеде 14 декабря
1591 года, после двадцати трех лет монашества. Он составил несколько
сочинений о духовной молитве.
XXXIV. Св. Хосе де Каласанс, основатель ордена монахов-наставников
христианских школ, был посажен в секретную тюрьму святого трибунала, как
фанатик и иллюминат. Он убедительно ответил своим врагам и оправдал свое
поведение и свои взгляды. Он доказал, что ничего не делал и не говорил
против католической, апостольской и римской веры, вопреки поверхностным
наблюдениям, которыми мотивировали его заключение. Он был объявлен
непричастным к делу и вскоре умер, в девяностодвухлетнем возрасте. Он
родился в 1556 году.
Статья вторая
