знаменитости со всей Европы. Самые известные и важные. Венецианцы даже придумали для них название – Settemberini, именно так их называют здесь. Ты должен тоже побывать здесь в сентябре, Эймос, посмотреть на них.
– За каким дьяволом?
Миссис Роуэн улыбнулась:
– Я ни на что не намекаю, но, как правило, большинство этих людей имеют отношение к театру, многие из них. Ты ведь работаешь для театра, это твоя основная работа, не так ли? Ты же артист.
Лайла встала:
– Идем?
Эймос с осторожностью, боясь потревожить спину, поднялся вслед за ней.
– Куда же мы идем? – снова поинтересовалась миссис Роуэн.
– Это моя идея. Сюрприз. Я все обдумала, пошли. Они вышли из отеля, завернули за угол. Там их ждала гондола. Когда все уселись, гондольер отчалил, и они поплыли по Гранд-каналу. Эймос потирал спину и думал, достаточно ли с собой денег на всякий непредвиденный случай, – он не доверял путешествиям по воде, и как только приехал в этот город, вынул из кармана бумажник, туристические чеки, паспорт и спрятал в ящике стола. Если гондола перевернется и придется плавать, можно лишиться паспорта и денег, и что вы тогда станете делать?
– Хой! – крикнул гондольер, и они медленно свернули с Гранд-канала на боковую водную артерию. Эймос продолжал кулаком нажимать на поясницу, смягчая боль, и пытался сосредоточиться на красоте проплывавших мимо античных зданий.
– Хой! – опять крикнул гондольер перед очередным поворотом. На это ясно прозвучало ответное «Хой!», и из темноты прямо перед ними возникла и заскользила мимо другая гондола.
– Я ужасно волнуюсь, – сказала миссис Роуэн.
Эймос промолчал, массируя поясницу, он давно почувствовал каким-то непостижимым ужасным образом, что все приближается постепенно к финалу, и это его смущало, потому что они с Лайлой вроде бы уже миновали финал, объяснившись сегодня днем на загаженной голубями площади.
– Хой! – Гондольер снова повернул. Теперь каналы стали настолько узкими, что Эймос замер при виде крысы, лезшей по стене здания как раз на уровне воды. Что делать, если крыса вдруг прыгнет в гондолу, поможет ли гондольер от нее избавиться, или он сам должен будет выгонять ужасное отвратительное существо, и придется делать это осторожно, чтобы не перевернуть лодку и не утопить всех в грязном канале.
Крыса исчезла в старинном портике, и Эймос счастливо вздохнул, но спокойствия хватило на короткий миг, его начала охватывать ярость от того, что обратно вернулась его паранойя, ведь было ясно давно: его брак рушился из-за этого, и почему он когда-то решил, что сможет осчастливить такую девушку, как Лайла?
– Хой…
– Хой…
Они проплыли большое расстояние, слишком большое для Венеции, по мнению Эймоса, он и не подозревал раньше, что город так велик, и никто не проронил ни слова. Тишину нарушал только шум воды за бортом и крики гондольера на поворотах.
– Хой…
– Хой…
Эймос посмотрел на свою жену – она сидела неподвижно и тихо. Потом на эту вселенскую суку, поворачивавшую аккуратно причесанную голову из стороны в сторону, видимо, пытаясь определить, куда они направляются, и вдруг ему показался символичным такой конец их брака, просто идеальный финал – он едет с этой поганой антисемиткой туда, где пять сотен лет назад начинались гонения на евреев.
Гондола остановилась.
Позади гондольер что-то спросил по-итальянски и показал куда-то, Лайла кивнула, встала и вышла из гондолы, за ней Джессика и, наконец, с превеликой осторожностью, Эймос. Гондольер привязал свою лодку, сделал знак следовать за ним и быстро пошел куда-то.
Миссис Роуэн поспешила за ним, спрашивая:
– Скажите мне, куда мы идем?
– Он не capisco, – сказала Лайла матери.
– Эймос, скажи мне.
– Я не знаю.
Гондольер шел впереди, они едва за ним успевали, без конца поворачивая, протискиваясь по узеньким улочкам.
Эймос прихрамывал позади всех, вспоминая, как однажды слышал рассказ старого шотландца о своей стране лосося, где он родился: «Это дикое место, и если вы там заблудитесь, то просто умрете». Эймос прибавил шаг, стараясь держаться поближе к Лайле, вдруг пришла мысль, что если гондольер, хотя и вполне еще молодой человек, вдруг свалится в одном из узких переулков с сердечным приступом, Эймосу придется самому искать обратный путь к гондоле, потом к Гранд-каналу и… опять его настигало сумасшествие! Оно свело на нет его брак, превращая в пытку… Теперь ему отчаянно хотелось помассировать кулаком поясницу, однако перевешивало еще большее желание сыграть на коленных чашечках, но это было невозможно, только если взять и лечь на землю… Гондольер остановился, указывая вперед.
Они прибыли на место.
Эймос озирался вокруг, испытывая разочарование. Не на что было смотреть. Несколько уродливых
