Аттила

раскинутые близ дворца.

На другой день Приск был послан Максимином к Онигису для вручения ему подарков и для осведомления, где и когда назначены будут совещания; но вороты были еще заперты. „Прохаживаясь около дома,– пишет Приск,– вдруг поразило меня Эллинское приветствие: ????? – здравствуй! – произнесенное проходившим мимо человеком, которого, судя по одежде, я почел за варвара. Меня удивило, что Скифский воин говорит по-Эллински. Составляя дружину из разных варварских языков, они перенимают друг у друга Гуннский, Готский и, по частому сношению с Римлянами, Авзонский (Италианский) языки. Эллинский же язык слышится здесь только между пленными, взятыми во Фракии, или с приморья Иллирии; но их тотчас узнаешь между Скифами, по рубищу и печальной наружности. Поклонившийся же мне казался Скифом, живущим в полном довольствии и роскоши. Он был в богатой, щегольской одежде, его волоса были острижены в кружок. Оказалось, однако же, что это был Грек, взятый в плен в Мизии и потом водворившийся между Скифами...“»

На следующий день, после совещаний с Онигисом, посольство отправилось во дворец и было представлено царице (Сегса), от которой Аттила имел трех сыновей, старший из них, Данчич (Dengisich, Denzices), управлял Козарами и прочими народами, населяющими земли Скифские при Черном море.

«Внутри двора находилось много зданий; одне были изукрашены резной тесовой работой, другие изящно устроены из гладких брусьев, связанных между собой и образующих венцы, которые воздымались на соразмерную высоту. Тут жила супруга Аттилы. Встреченный стоявшими в дверях варварами, я вошел и застал ее восседающею на мягком ложе. Пол был устлан коврами, множество женщин стояло вокруг царицы, а девушки сидели против нее на полу (этот обычай долго длился на Руси; следы его по сию пору не совсем изчезли.– А. В.) и вышивали разноцветными узорами покрывала, которые употребляются у них как украшения сверх одежд. Поклонясь царице, я поднес дары и вышел».

Древний Русский царский двор разделялся на дворцы, или малые дворы, составлявшие отдельные помещения лиц семейства царского, с полным составом принадлежащих им дворян и хозяйственных заведений. Приск описывает дворец царицы и вообще двор Аттилы, как дубовое великолепие варваров, не стоящее внимания в сравнении с дворцами Византии. Но из его описания видно исконное Русское зодчество Киевских деревянных дворцов – с вышками, теремами, кровлями в виде глав и преузорочными украшениями резным кружевом. Это зодчество наследовала и Москва: дворец Коломенский был последним его образцом.

Приск намеревался осмотреть и все прочие здания двора Аттилы; но толпа народа, копившаяся около крыльца и ожидавшая выхода царского, обратила на себя его внимание. Аттила вышел в сопровождении Онигиса. Все, кто только имел до него просьбу, приближались и получали от него решение.

Возвратясь во дворец, Аттила принимал прибывших к нему послов из разных стран.

Разговор Приска с послами Рима дает понятие о могуществе Аттилы, которого страшился весь известный в то время мир.

«Ромул (посланник Рима), человек бывший во многих посольствах и приобретший большую опытность, говорит, что счастда и могущество Аттилы до того велики, что, увлекаясь ими, он уже не терпит ни малейших противоречий, как бы оне справедливы ни были. Никто из царствовавших до сих пор в Скифии и других государствах, продолжает Ромул, не произвел столько великих дел и в такое короткое время, как Аттила. Его владычество простирается на острова, находящиеся на Океане, и не только народы всей Скифии, но и Римляне данники его. Не довольствуясь и этим, он намерен распространить свою державу завоеванием Персии. Мидия недалеко от Скифии, Гуннам уже известна дорога туда: уже они ходили по ней, когда у них свирепствовал голод. Римляне заняты были другой войной и не могли воспрепятствовать им. В то время Васой и Красой, происходящие от рода царей Скифских, предводительствуя многочисленным войском, проникли в Мидию. Это те самые, которые впоследствии приезжали послами в Рим, для заключения союза. По рассказам их, миновав в этот поход степи и переправясь чрез озеро (Меотиду), они перешли чрез горы (Кавказские) и в пятнадцать дней достигли до Мидии. Собравшееся многочисленное войско Персов принудило их возвратиться в свою страну по другой дороге (мимо Баку на Каспийском море).

– Таким образом,– продолжал Ромул,– Аттиле нетрудно покорить Мидов, Парфов и Персов. Военная сила его так велика, что никто против нее не устоит. Мы молим Бога, чтоб Аттила обратил оружие свое на Персов.

– Но я боюсь,– заметил Константиол,– что, покорив Мидов, Парфов и Персов, Аттила возвратится назад владыкой Рима, откажется от достоинства стратига, которым почтили его Римляне, и велит величать себя Кесарем. Он уже сказал один раз в гневе своем: „Полководцы вашего Кесаря рабы его; а мои полководцы такие же цари как и ваш Кесарь. Во знамена побед, Бог дал мне (в наследие) священный меч Арея“ (Меч Арея, в северных мифах меч Сигурда Гуннского, которым он поразил змея, жившего в скале, по Русским преданиям – Змея Горыныча.– А. В.)

Этот меч уважается Скифскими царями, как посвященный богу войны. В древние времена он изчез, но ныне обретен снова туром».

Обратимся теперь к угощению послов в столовой избе Аттилы.

«В назначенное время, вместе с послами Западной Римской Империи, мы предстали Аттиле при входе в столовую. Здесь, кpaвчиe, по обычаю страны, поднесли нам кубки, чтоб и мы, пред трапезой, совершили молитву во здравие (по древнему Русскому обычаю: пить чашу великаго государя.— А. В.). Испив чашу, мы пошли на назначенные места к столу. Седалища были расположены у стен по обе стороны палаты. По средине (за особенным столом) сидел Аттила в креслах; позади его, на возвышении в несколько ступеней, было место царское, под пологом из разноцветных тканей, подобно употребляющемуся над брачными ложами у Римлян и Эллинов.

...Первостепенные места были за столом по правую сторону царя; мы же сидели с левой стороны. Выше нас сидел Борич, знатнейший из Скифов. Онигис сидел на седалище, по правую сторону царского места; напротив его – два сына Аттилы. Однако же старейший сидел рядом с ним, в некотором расстоянии („На том столе, за которым сидел государь, го обе его стороны было порожняго места на столько, на сколько он мог достать руками. Ежели братья его не в отлучке, то старший из них сидит по правую, а меньший по левую руку“. Герберштейн.– А. В.), но на возвышении, склонив почтительный взор пред отцом».

После описания заздравного пития Приск продолжает: «Отличные яства подавались всем на серебряных блюдах; но пред Аттилою поставлено было мясное. Он был умерен во всем. Гостям подносились золотые и серебряные кубки, а его чаша была деревянная. Одежда его была так же не нарядна и не отличалась ничем от прочих, кроме простоты. Ни висящий при боку меч, ни тесьмы варварской обуви, ни конная сбруя не были украшены золотом, каменьями или какими нибудь-драгоценностями, как у всех прочих присутствовавших Скифов.

...С наступлением вечера, когда зажжены были свечники, явились два певца и начали прославлять подвиги Аттилы. Все гости обратили на них внимание. Одним нравилось пенда, другие одушевлялись, припоминая воспеваемые битвы; старцы же, изнуренные бременем лет и смирившиеся уже духом, проливали слезы. После певцов выступил на поприще шут и разными выходками произвел всеобщий смех.

...В заключение появился Харя Мурин. Странный по наружности и одежде, по голосу и телодвижениям, он смешивал в речах своих Романский, Гуннский и Готский языки и уморил всех со смеху».

Г. Гизо очень справедливо заметил, что этот Мурин был не что иное, как Арлекин. Приск не понял