Точное время создания произведения неизвестно, но обычно его датируют концом XV — началом XVI века.
В «Повести» рассказывается, что некогда Император Константин повелел изготовить для римского папы Сильвестра особый знак отличия, символ духовной власти — белый клобук, знак его церковного главенства. Из-за неблагочестия римских пап клобук этот перешел в Царьград. Вселенскому Константинопольскому Патриарху Филофею (ок. 1300–1379)^* было видение свыше, что Царьград скоро падёт и клобук надо передать на Русь, что и было исполнено. в данном случае особо важен только один фрагмент «Повести »: «Царя же русского возвеличит Господь над всеми народами, и под власть его попадут многие из царей иноплеменных. Патриарший чин также будет передан Русской земле и своё время из этого царствующего града (Константинополя. —
Буквальная историческая достоверность всей этой истории в данном случае не имеет значения; важно только подчеркнуть, что идея переноса православного церковно-священнического центра на Русь возникла в русском сознании задолго до институционального утверждения Патриаршества. Она отражала русско-православное вселенское мировосприятие XV— XVI веков; только так и следует воспринимать указанную концепцию.
В 1547 году Иоанн Грозный принял титул Царя и венчался на Царство, а в 1562 году данный церковно-государственный акт был признан Вселенским Константинопольским патриархом Иоасафом II (1555–1565), приславшим в Москву особую, соборную грамоту, где и содержалось одобрительное определение православного синклита. Естественно, что в это время вопрос об учреждении второй, после царской, «небесной инсигнии» — Патриаршества — являлся вопросом первостепенной важности. Иоанну Грозному добиться этого не удалось, то произошло через пять лет после его кончины, при правлении его сына Фёдора Иоанновича в 1589 году.
Какова роль в этом грандиозном событии «первого боярина державы» Бориса Годунова? Она была бесспорна, в чём его великая заслуга перед Россией. Уже после учреждения Московского Патриархата, в соборном определении, присланном из Константинополя в Москву за подписью Вселенского патриарха, говорилось, что патриаршество учинено «по соизволению святого вашего Царя» и «по мольбам и просьбам Годунова».
Историк Церкви А. В. Карташев (1875–1960) написал: «Русские историки (Карамзин, Костомаров) при объяснении возникновения русского патриаршества слишком много значения придавали честолюбию Бориса Годунова, проведшего своего ставленника Иова в митрополиты и затем украсившего его титулом Патриарха. Хотя и нельзя отрицать, что честолюбивый Борис Годунов, задумав перевести ослабевшую Династию Рюриковичей в русло своего рода, хотел закрепить в сознании народном своё грядущее воцарение мистикой именно патриаршего венчанья, как и подобало действовать наследнику сана византийских царей всего Православия, но главная причина лежала глубже»^®.
Оставим без комментариев бездоказательные трюизмы «ставленник», «нельзя отрицать», «задумал», «хотел» и зададимся вопросом: а какой мало-мальски образованный русский человек, живя в Православном Царстве, «не хотел» увенчания государства и вторым знаком небесного избранничества — Патриаршеством? Оставим в стороне полемику по поводу частностей и обратим внимание на заключительные слова приведённого пассажа известного церковного историка; они представляются совершенно верными. Русь, обретя Царство, для своего нового мирового самоутверждения желала обрести и другой Божественный институт — Патриаршество.
Очень подробно всю эту историю рассмотрел в своём монументальном труде по истории Русской Церкви Митрополит Макарий (Булгаков, 1818–1882). По его словам, «Русская Церковь, видимо, для всех выросла до того, чтобы быть ей совершенно самостоятельною и независимою отраслею Церкви Вселенской и стоять по крайней мере наравне с патриархами православными Церквами, если не впереди всех их»^^. Понятно, что факт утверждения русского национально-церковного самосознания никакого отношения не имел к «хотениям» и «династическим интригам» Бориса Годунова.
В июне 1586 года в Москву прибыл Антиохийский Патриарх Иоаким V (1581–1582), которого встречали здесь с небывалым радушием. Это был первый визит одного из четырех восточных Патриархов на Русь. (Третий в диптихе Вселенской Православной Церкви, вслед за Константинопольским и Александрийским). По прибытии Патриарха принял Царь Фёдор Иоаннович, который ранее советовался с боярами, говоря им: «А нам испросить (надобно) у Него милости, дабы устроил в нашем государстве Московском Российского патриарха, и посоветовать бы о том с святейшим Патриархом Иоакимом, и приказал бы с ним о благословении патриаршества Московского со всеми патриархами»^^.
Затем Государь повелел своему шурину, конюшему^^ и наместнику Казанскому ехать к Патриарху и искать милости. Переговоры с Иоакимом вёл Годунов. Но Иоаким сразу дал ясно понять, что без согласия с другими патриархами, и в первую очередь со Вселенским (Константинопольским) Патриархом, он такого вопроса решить не может, но заверил, что он обязательно донесёт просьбу до собора Греческой церкви.
В этой связи Митрополит Макарий сделал единственно возможный в данном случае вывод, не оставляющий камня на камне от всех спекуляций по поводу «интриг Годунова». «Всё это (визит Иоакима. —
Иоаким покинул Москву, нагруженный многочисленными дарами, и дело заглохло. Никто из четырёх Патриархов — Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский — не горел желанием обрести нового, себе равного Предстоятеля. Однако положение на Востоке было столь сложным, если не сказать, трагическим, что выживать в мире исламской антихристианской ненависти без помощи внешнего «питателя» всего Православия — Руси — было практически невозможно.
Россия оставалась единственным православным государством на земле, единственным Государством-Церковью, где церковные законы и каноны являлись государственными законами и где никогда не забывали о бедственном положение своих братьев во Христе в дальних странах. Потому здесь постоянно проявлялись разного звания просители с Востока, собиравшие «милостыню» и никогда не уезжавшие с пустыми руками. «Хотели» ли представители церковной иерархии восточных патриархатов или «не хотели» давать согласие на учреждение Московского патриархата, но получать помощь со стороны Руси и «не уважить» молитвенную просьбу её правителя они просто не могли.
Летом 1588 года в Москву «за пособием» прибыл Вселенский Константинопольский Патриарх Иеремия II (1530–1595, Патриарх с 1572 года). Патриарх оставался в Москве более гoдa.^^ В первые месяцы после прибытия тема Московского патриархата была одной из главных в переговорах, которые вёл со Святейшим Борис Годунов. Ход этих переговоров в подробностях неизвестен, но результат был положительным.
Первоначально Царь и его советники приглашали на Патриаршество Константинопольского Патриарха, так как Вселенский Патриарх должен пребывать там, где находится «единый во вселенной » Православный Царь. Участник этих событий, входивший в свиту Патриарха Иеремии, Арсений Елассонский^* — греческий епископ, ставший позже русским архиепископом, — свидетельствовал: «Чрез несколько дней царь послал великого боярина своего, родного брата благочестивейший Царицы и Великой княгини госпожи Ирины, господина Бориса Годунова и великого государственного логофета господина Андрея Щелкалова к великому Патриарху. Явились они к нему с просьбою от имени Царя и всего его собора и великого Митрополита московского господина Иова, чтобы он остался в великой Москве, дабы именоваться Патриархом Московским и всей России и быть любящим отцом для царя и царицы. Весьма тронутый их приятными словами. Патриарх решился исполнить волю Царя, если бы ему не воспрепятствовали Монемвасийский^^ митрополит кир Иерофей, племянник Патриарха господин Димитрий, первый канонарх^^, Георгий логофет и Николай Аристотель из Афин, и, таким образом, они возвратились к Царю с великою печалью ».^
Только после того как Иеремия отклонил столь неожиданное и любезное приглашение, сославшись на то, что его клирики подобного не одобрят, только тогда и возникла мысль о поставлении русского
