“Общество прогрессивных поэтов “Крапленый Валет”, желает пригласить всех избранных на творческое чаепитие,
адрес Водовозный переулок, 23. Ночная литературная кофейня-монстр “Безноженька”.
Вас ждет ШОКЪ.
Долой мещан, филистеров и двуутробок!!!
Да здравствует вольный стих! Да льется он первобытен и дик! Наш молодой голодайный крик ниспровергнет Бога лик!
Дорогу - молодымъ!
Вся власть - поэтамъ!
Примечание: Чтение поэз и эпоидов - строго по списку гостей.
В программе - фуршет, кекуок и бесовское действо! Зажигание серных спичек! Гоголизмы и гофманиана! Таксидермический месмеризм! Три тысячи бритых старух!
В чаепитии участвуют:
Мартовский заЕц - молодой автор поэзоневроза-дилогии : “Экстазы Марсельезы” и “Аденоиды содомизма”
Безумный шляпник - юный автор сборника “Заикаканье”
Соня - несовершеннолетняя автор - спортсмэнка и суфражетка, пожелавшая остаться неизвестной и ныне и присно и вовеки веков - автор романа-трилогии ” Лизочка: сэксуальная пантэра”.
ЖДЕМ! ЖДЕМ! ЖДЕМ!”
Общий план. Интерьер. Наплыв. Детали
Каменный подвал, длинный и неуютный, как ангар вагонного депо, крыша сводчатая, какие-то трубы под потолком, разводы селитры, тусклые керосиновые лампы, адски накурено - и лампы сквозь папиросное марево, как желтые глубоководные медузы, смертельные реснички тропических росянок - ссаный насекомый свет.
По сырой зернистой штукатурке - аляповатые сочные росписи-фрески, какие-то грандиозные носы, петлистые уши, вазы с фруктами, розовощекие голые бабищи хороводом над головами посетителей, греческие пастушки мужского пола с вареными коровьими глазами, лошадиные головы, слоновьи цветы и золотые китайские птицы: все это хищное нарочное, оранжерейное так и прет из стен напоказ.
Каждый жирный малярный мазок - как шлепок по мясистой ягодице.
Людно и говорливо. Шиньоны со шпильками, лысины, проборы.
Овалы столиков, крахмальные куверты, алого бархата сборные шторы, золотые яблочки-ароматички, аквариумы с золотыми пуассонами, белейшие фрачные пластроны и шляпки-неведимки с перьями лирохвоста, офицерские погоны (откуда бы) и слепой отблеск стекол пенсне.
На столиках прямо в горлышки бутылок воткнуты свечи - фитильки на сквозняке клонятся влево.
Сутулый студент закурил. От его “собачьей ножки” - прижгла свою пахитоску дамочка с прошлым - и откинула длинную ладонь с длинным мундштуком и выпустила длинный столб дыма из ноздрей, сама длинная, как латинская буква “X” в тисках китового уса.
“Безноженька” открыта совсем недавно - и верно, раньше в погребе этом помещался винный склад, еще шуршит на керамиковых плитках пола солома….
Еще не разрушены грубые дощатые полки для номерных бутылок, еще царит сырость и селитра в углах.
И безноженька имеется - она встречает гостей у испода крутой лестницы: девка-культяпка с испитым лицом - косы вокруг головы, на тяжелой груди - блузка в крупный горох. Инвалидка-обрубок воткнута в ящик на колесиках, ноги у нее отняты кажется по самый зад, но она весела, дебела, пьяна - бывшая фабричная Клавка.
Ее наняли на вечер для развлечения и она слабо понимает, где находится, но ей здесь тепло и не бьют.
Рядом с Клавкой водит смычком по кошачьим кишкам скрипач, нажаривает для смеха местечковый танец “маюфес”, других он не знает, обычно играет на свадьбах.
Клавка, половина человека, хохочет, жует, кроша, капустный пирог. В ложбинку меж творожных грудей тиснута початая “чекушка” водки.
Мимо распухшей рожи Клавки-безноженьки мелькают по ступеням вниз брючные ноги, мужские туфли, точеные каблучки, капризно присборенные дамские туалеты, хитро подкованные острия лондонских тростей.
Со звоном и шелестом гости швыряют монетки и купюры в круглую картонку.
Кто-то уронил сосательную конфетку в розовой бумажке.
Клавка булькает зобатым горлом.
Скрипочка пилит.
Хорошо! Жарко! Еще!
Средний план, с переходом на крупный и диалог
Шляется меж столиками, городского разлива звезда - Лиличка Магеллан в страусиных бальных перьях, поэтесса с пекинесом в шелковой авоське - вся порыв, вся - мигрень!
