- Она же разобьется! - воскликнула Алмейра.
- Я поймаю ее, - недовольным тоном пояснил Кикха. - Ей придется с этим смириться.
Радоборт только сделал усилие, чтобы залезть к Эл, и пламя в чаше метнулось вверх.
- Да что же это! - не выдержал он.
- Так не получится, - заключил Кикха. - Эл, ты меня слышишь, дай любой знак.
Она открыла глаза и повела ими в сторону великого.
- Ты можешь опустить руку?
- Нет, - шевельнулись ее губы. - Не чувствую тела. Но я могу упасть.
- Упасть, - повторил Кикха. - Упасть. Хорошо, падай. Радоборт поймает чашу, а я тебя. Не вижу другого способа. Согласна?
Эл опустила веки.
- Наконец-то, она согласилась удостоить меня такой чести, - не сдержался Кикха. - Радоборт, ты готов?
Братья кивнули друг другу.
Алмейра прижалась к Матиусу.
- Я тебя поймаю, - еще раз повторил Кикха, - ты только чашу отпусти. Отпусти огонь, Эл, передай его Радоборту. Можешь падать.
Из ее тела точно вынули стержень, рука Эл качнулась, чаша полетела в одну сторону, а ее тело в другую. Радоборту пришлось менять позицию, он метнулся за падающей чашей, а Кикха будто знал где стоять, Эл как в колыбель упала ему на руки.
Алмейра бросилась к Кикхе.
- Эл. Эл! Что? Что с ней? - Алмейра схватила бледную руку Эл. - Она холодная. Здесь так жарко, а она холодная? Она умерла?
Глаза Алмейры наполнились слезами.
- Она спит, - строго сказал Кикха. - У нее мало сил, но умирать ей не придется. Если я правильно расценил ситуацию, она свое дело сделала.
Кикха направился к выходу, мимо еще не пришедших в себя свидетелей происшествия.
Радоборт сидел на полу с чашей на коленях, огонь тихо затухал в ней. Он заглянул наверх и удивился, что огни еще горят, они продолжали гореть даже после того, как потухло пламя в чаше. Потом он осмотрел пол. Внимание привлек лоскут от куртки Эл, он поднял его, осмотрел.
- Узнать бы, что тут произошло? - задал он риторический вопрос и поднялся.
Потом он протянул Матиусу чашу и пошел за Кикхой, ему было любопытно взглянуть на Эл при свете дня.
- А тебя не интересует, почему она отдала огонь тебе? - бормотал сам себе Матиус.
Он вышел из храма последним.
На площади собрались люди. Они не расходились. Увидев Кикху с Эл на руках, люди зашумели.
- Она жива. Жива, - успокаивала их Алмейра, проходя мимо. - Она спит. Она устала.
Кикха вышел с площади и зашагал в сторону дворца.
- Куда ты? - спросил у него Радоборт. - Дом Ладо в другой стороне.
- Я иду во дворец, - ответил Кикха.
- Да. Ее место там, - твердо сказала королева. - Я помещу ее на самом красивом балконе с видом на город. Пусть этот вид согреет ее сердце, когда она очнется. А пока, я стану ухаживать за ней.
- Ей достаточно покоя и новой одежды, - хмуро заметил Кикха.
Прошло три дня. Был вечер. Радоборт взирал на город с высоты верхнего яруса. Эти дни он настойчиво искал уединения. Он не интересовался тем, что творится в замке и за его пределами, он не удосужился узнать, что происходит с Эл. Он был убежден, что она вернется в прежнее состояние.
Алмейра первый день не отходила от спящей, потом Кикха отогнал королеву, напомнив о ее обязанностях правительницы города. Забот у Алмейры оказалась так много, что она не возвращалась во дворец до темноты, город был взбудоражен происшествием и переменами.
Этим вечером Алмейра сама разыскала Радоборта.
- Ты рано вернулась, - заметил он, едва девушка показалась из-за поворота.
- Не рад видеть меня? - спросила она и смутилась, не дождавшись ответа.
Она уже повернула назад.
- Постой.
Алмейра застыла в шаге, точно испугалась его слишком строгого тона. Радоборт понял, что она дальше не двинется, и подошел сам. Она повернула к нему лицо, он смог взглянуть в ее поразительные по красоте очи. Он ловил себя на мысли, что часто применял слово 'красиво' к этому хрупкому и беззащитному существу. Эти дни он особенно остро осознал пропасть между ними. Он великий, сын владыки, а она смертная. Тогда почему его существо теперь трепещет в такт ее волнению?
На него накатила необычная волна. Он встал так, чтобы отрезать ей путь в галерею.
- Поговори со мной, - попросил он.
- О чем? - ее охватило еще большее волнение.
- О чем угодно. Только не уходи.
- Я была сегодня у большого храма. Мне сказали, что стена оказалась отстроена немного больше, чем ее успели соорудить наши строители. Матиус утверждает, что стену достроили вы.
- Это правда. Кикха поспособствовал.
- Тогда почему не раньше? Как странно вы вели себя. Она так нуждалась в вашей помощи, - говорила Алмейра с укором, преодолевая волнение.
- Мы соперники, а не союзники. Мы не действуем сообща. На то есть причины, которые тебе не нужно знать.
- Ты говоришь как великий. Всегда как великий.
- Я и есть великий.
- Твой закон велит тебе презирать смертных. Я понимаю.
Она склонила голову, и он не смог больше видеть этих глаз. Радоборт осторожно приподнял рукой ее подбородок.
- Я противен тебе? Ты презираешь меня?
- Я не могу судить.
- Но судишь.
Она закрыла глаза.
- Посмотри на меня, - попросил он.
Она распахнула веки, но взгляд был усталым и отсутствующим. Она посмотрела в его глаза и увидела в них сожаление. Он так смотрел, словно она могла дать ответ на его внутренние вопросы. Она осмелилась спросить.
- Что тревожит тебя?
- Будущее, - коротко ответил он.
- Ты видишь будущее, почему тогда ты тревожишься? - спросила она.
- Я знаю уход, а не будущее.
- Это печально, - вздохнула Алмейра и, наконец, смогла успокоиться.
- А ты не знаешь будущего? - вдруг спросил он.
- Только свое, - ответила она с грустью. - Я живу в рамках королевского устава, мое будущее теперь определено заранее. Горожане признали меня своей королевой и присягнули мне сегодня. Я буду править, точнее, учится править, пока не появится король. Я выйду замуж и должна буду дать городу наследника или наследницу. Так я проживу жизнь. А еще, я непременно напишу для нового архива историю моего рода и историю проклятия. Я назову ее 'Легенды Алмейра'. Язык будет походить на древний певучий стиль, которым говорили мои предки. Я единственная, кто помнит его. Книга будет сшита тем образом, о котором рассказала Матиусу Эл. Свитки будут собраны вместе и облачены в синие с тиснением, твердые пластины, чтобы листы не мялись и долго хранились. А еще я разыщу лучшего мастера и закажу ему великолепную статую. Я поставлю ее в храме. У статуи будет ее лицо. Она вернула к жизни не только этот город, но и меня.
