Джучи-Катэм и молила о пощаде, но он ей только указал на стоявшую в углу Кара-Нингиль.
– - Вот наша царица: проси помилования у неё…
Всё это произошло так быстро, что Кара-Нингиль опомнилась только тогда, когда Узун-хан был уже мёртв. Джучи-Катэм опустился перед ней на одно колено и сказал:
– - Великая царица Кара-Нингиль, отныне ты одна наша повелительница…
Кара-Нингиль строго посмотрела на Джучи-Катэм и ответила:
– - Если ты будешь служить мне так же как Узун-хану, та я тебя оставлю при моём дворе в прежней должности… Объяви народу через бирючей, что великий Узун-хан скончался от радости. Да будет благословенно имя великого хана и моего мужа!..
Когда Зелёный Город проснулся на другой день, ханская стража, стерёгшая Девичий Город, уже провозгласила царицей Кара-Нингиль. За ней последовали все другие войска, и Кара-Нингиль при звуках труб вступила в Зелёный Город, где и заняла ханский дворец. По приказанию Джучи-Катэм, все сто сыновей Узун-хана были перерезаны в эту же ночь, а дочери заключены в Баги-Дигишт до распоряжения новой царицы. Он ехал в торжественной процессии, когда Кара-Нингиль вступила в Зелёный Город, рядом с царицей и раскланивался с кричавшим от восторга народом, как ни в чём не бывало. Кара-Нингиль ничего не знала о несчастной судьбе убитых принцев и радовалась, как вырвавшаяся на волю птица, -- она осталась девушкой, какой была в Чолпан-Тау.
Уучи-Буш встретил её при вступлении во дворец теми стихами, какие были приготовлены на этот случай для Узун-хана. Город опять ликовал… Что же? Великий Узун-хан умер от радости и есть новая царица. Мёртвый Узун-хан лежал в шатре один, как издохший осёл: даже старые верные слуги перебежали на сторону новой царицы. Всякому было до себя, а старый хан не нуждался больше ни в чьём участии, кроме облепивших его мух.
Когда Кара-Нингиль узнала о произведённой Джучи-Катэм резне, сердце её ужаснулось. Убито сто ханских сыновей -- это такая страшная жертва, которой куплено было её ханство. Она призвала к себе Джучи-Катэм и объявила ему:
– - Джучи-Катэм, я теперь знаю, чем я обязана тебе… Раньше мне казалось, что я любила тебя. У тебя сердце тигра, Джучи-Катэм…
– - Я только мстил за свой позор… -- ответил Джучи-Катэм, опуская глаза. -- Узун-хан всё отнял у меня, и я двадцать лет таил в себе эту месть. Теперь ты царица и Джучи-Катэм будет ягнёнком.
Но Кара-Нингиль не верила батырю и старалась не видеть его. Даже Алтын-Тюлгю, и та оправдывала Джучи-Катэм: разве мог он поступить иначе, когда все ханы, вступая на престол, вырезывают своих соперников до последней головы? 'Так велось исстари и так будет всегда', -- уверяла старуха, трепетавшая за свою голову.
Те ханские жёны-наложницы, которые участвовали в умерщвлении Узун-хана, сделались теперь приближёнными Кара-Нингиль, и во главе всех стояла смелая девушка Ак-Бибэ. Через неё Кара-Нингиль знала всё, что делается в Зелёном Городе, что говорится в войсках про новую царицу, и даже что происходит в самых отдалённых провинциях.
Когда Узун-хан был похоронен с подобающею великому человеку пышностью, и над его могилой вырос громадный памятник, Кара-Нингиль уничтожила оба ханских сада, а томившихся в них красавиц выдала замуж за лучших военачальников. Были довольны и бывшие ханские жёны, получившие молодых мужей, а также и мужья, получившие красивых жён с богатым приданым. Всё войско сказало, что Кара-Нингиль мудрая женщина. Остались около Кара-Нингиль только те, которые составляли её свиту в Девичьем Городе. Их она не отпустила: она не знала мужа, и они не должны были выходить замуж. Это служило как бы платой за убийство Узун-хана.
Когда ханские сады опустели, Кара-Нингиль захотела их осмотреть. Ведь, об этих садах ходили волшебные рассказы, -- в них Узун-хан собрал все сокровища, награбленные в Средней Азии, в Китае и Персии. Назначен был день для этого осмотра, и когда Кара-Нингиль вошла в Летафет-Намех в сопровождении своей свиты, все цветы повяли на её глазах. То же самое повторилось и в Баги-Дигишт. Это очень огорчило Кара-Нингиль, и она не захотела осматривать роскошных дворцов, где томились в своей золотой неволе ханские жёны, наложницы и невольницы.
– - Это сделал какой-нибудь колдун. -- объясняла Алтын-Тюлгю, испуганная не меньше царицы. -- Мало ли на свете дурных людей.
Уучи-Буш подтверждал мнение Алтын-Тюлгю, но Кара-Нингиль была грустная и думала про себя:
'Цветы не выносят моего присутствия, потому что из-за меня столько пролито невинной крови…'
Она теперь стала бояться каждого цветка. В ханском дворце не было цветов, и она могла оставаться спокойной, но это её ужасно мучило, хотя она никому и не говорила. Проходили дни недели, месяцы, а Кара-Нингиль всё думала об одном. Несколько раз через Алтын-Тюлгю она тайно доставала цветы, и каждый раз они умирали на её глазах, точно на них дохнул холодный северный ветер. Кара-Нингиль боялась, что народ узнает об этом и откроет в ней убийцу Узун-хана.
– - Буду делать добро, и тогда Бог снимет с меня это проклятие, -- думала Кара-Нингиль.
Первым делом она не дала в обиду Алтын-Тюлгю, до которой добирался мстительный Джучи-Катэм, а потом сохранила жизнь Уучи-Буш, учёная голова которого готова была отделиться от туловища по одному слову всесильного Джучи-Катэм. Хотелось Кара-Нингиль увидеть Байгыр-хана, но сам старик был настолько дряхл, что не мог приехать к ней в Зелёный Город, а она не могла отправиться в Чолпан-Тау, чтобы не выдать себя -- на Чолпан-Тау цветов было мало, а Кузь-Тау стояла совсем голая, но были цветы по дороге туда, в тех горных долинах, по которым бежали бойкие горные речки. Невозможность увидеть Байгыр-хана сильно печалила Кара-Нингиль, но ей нельзя было вырваться из Зелёного Города.
Джучи-Катэм сделался главным человеком во владениях Узун-хана, и от него зависело всё. Но его не радовали ни власть, ни богатство, ни почести, потому что Кара-Нингиль разлюбила его. То, чего не мог отнять Узун-хан, ушло само собой. Своё горе он забывал в работе, а работы было много. Между прочим, оказалось, что из прямых наследников Узун-хана оставался ещё в живых один, именно мальчик лет десяти, Аланча-хан. Он каким-то чудом спасся от общего избиения ханских сыновей и бежал в горы, к китайской границе. Во что бы то ни стало необходимо было добыть этого последнего потомка Узун-хана, и только тогда царствование Кара-Нингиль будет обеспечено вполне. Конечно, Джучи-Катэм не выдал никому своей работы и вёл дело в величайшей тайне. Аланча-хан скрывался в простой юрте у пастухов-киргизов и, как байгуш [
Но вышло иначе. О судьбе маленького Аланча-хана рассказала Кара-Нингиль хитрая Алтын-Тюлгю, в форме сказки, и царица горько плакала над судьбой несчастного ребёнка. Когда же она узнала, что эта сказка -- быль, и что Аланча-хан жив, она призвала к себе Джучи-Катэм и стала на коленях умолять его не убивать невинного ни в чём ребёнка.
– - Перед тобой ползает на коленях царица, -- говорила Кара-Нингиль, ломая руки.
– - Царица молит о своей и моей гибели, -- повторял непреклонный Джучи-Катэм. -- Или он, или мы.
– - А если тебя будет просить не царица, а Кара-Нингиль, та Кара-Нингиль, которая тебя любила?.. Тебя просит бедная девушка из Чолпан-Тау…
Повернулось железное сердце Джучи-Катэм от этих слов, и его сильные руки опустились. Что было ему делать? Аланча-хан подрастёт и казнит их всех… Но Кара-Нингиль так плакала, так молила его и даже целовала полы его платья, что Джучи-Катэм не устоял, -- так вода подмывает самые большие горные скалы.
– - Кара-Нингиль, помни: ты сама этого желала, -- сказал Джучи-Катэм, поклонился и вышел.
Аланча-хан был спасён. Его поселили в Баги-Дигишт, окружили дворец высокою стеной, поставили строгий караул и вообще приняли все меры, чтобы Аланча-хан не вырвался из своего заточения на волю. Кара-Нингиль плакала от радости.