Аланча-хан был заживо погребён в Баги-Дигишт, и его окружала во дворце немая стража, -- это были те несчастные пленники, которым Узун-хан велел вырезывать языки. Джучи-Катэм составил из них верную охрану и каждый день утром и вечером приходил поверять их. Каждому ослушнику, оставившему своё место, грозила смертная казнь. Маленький Аланча-хан точно очутился в царстве мёртвых и не слышал живой человеческой речи. Он, как тень, бродил по комнатам своего дворца, гулял в саду и целые дни проводил у фонтанов, точно разговаривавших с ним. Да, здесь не молчали одни фонтаны, да по ночам плакали в зелени чинар, миндалей и кипарисов соловьи. Немая прислуга объяснялась с ханом знаками, да и то только в крайних случаях. Мальчик ничего не знал: зачем его засадили сюда, зачем держат в неволе, зачем, наконец, не убьют, как убили его братьев. Он бродил по Баги-Дигишт, как живая тень самого себя.
Как тихо тянулось время в Баги-Дигишт, так быстро оно катилось за его стенами, там, где раскинулся Зелёный Город. Дни, недели, месяцы летели здесь, как птицы, особенно для Кара-Нингиль. Из неопытной и молоденькой девушки она сделалась совсем большою, но такою же красивой и свежей, как при вступлении на престол. Её сверстницы, вышедшие замуж, успели уже состариться, потому что родили детей, заботились, радовались и плакали, а Кара-Нингиль, по-прежнему, оставалась девушкой и не знала мужского поцелуя. Она даже боялась мужчин, от которых все несчастья на земле: и война, и рождение детей, и слёзы обманутых жён, и много других несправедливостей, какие делают сильные над слабыми. Кара-Нингиль решила остаться девушкой, чтобы посвятить свою жизнь своему народу и помаленьку исправить всё то зло, какое нанёс ему жестокий Узун-хан. В среде её приближённых много было красавцев-батырей, но ни на одного не упал ещё милостивый взгляд царицы, точно застывшей в своей заколдованной красоте. Процветало земледелие, ремёсла, торговля, искусства, и счастливый народ превозносил свою мудрую царицу Кара-Нингиль, которую видели только одни придворные. Поседела чёрная борода у самого Джучи- Катэм, а Кара-Нингиль всё оставалась девушкой, ревниво охраняя 'лёд своей девичьей гордости', как говорит поэт Гафиз.
Никто, кроме Алтын-Тюлгю и Ак-Бибэ, никто не знал, как скучает эта неприступная красавица, когда остаётся одна. Простые люди и не должны были этого знать, а иначе они перестали бы уважать свою царицу. Прежде всего, она должна была сама уважать себя и говорила:
– - Я царица не потому только, что Узун-хан женился на мне, а потому, что я из древнего ханского рода… Я -- природная царица, настоящей царской крови.
Соседние государи попробовали было воспользоваться смертью Узун-хана, чтобы завоевать его царство, но Джучи-Катэм победоносно разбил их наголову и мог бы ещё завоевать новые владения. Кара- Нингиль не хотела этого. Пусть только её не трогают. Мало-помалу она так привыкла к своей власти, что считала себя необыкновенною женщиной, совсем непохожею на тех девушек, которые выходят замуж, родят детей и быстро изнашиваются в суете своих ежедневных женских забот. Она -- царица, и для неё нет обыкновенных радостей, горя и слёз. Когда ей делалось скучно, Алтын-Тюлгю рассказывала свои сказки, а весёлая Ак-Бибэ пела песни.
Но Кара-Нингиль очень часто уходила в самую дальнюю комнату своего дворца, запиралась и долго плакала, -- никто не должен был видеть этих женских слёз, даже Ак-Бибэ и Алтын-Тюлгю. В Кара-Нингиль с страшною силой боролись царица и женщина. Выходила она из своего затвора такая весёлая и спокойная, так что никто не знал, что она там делала. Не укрылась эта женская хитрость только от старых глаз Алтын- Тюлгю, которая, как собака, ловила каждое движение своей госпожи. Однажды она сказала царице:
– - Казни меня, царица, но ты плакала…
Кара-Нингиль вся вспыхнула, как пойманный на месте вор, но ничего не ответила глупой старухе. В другой раз Алтын-Тюлгю сказала ей:
– - Ты хорошо делаешь, что не знаешь ни одного мужчины, но, ведь ты состаришься и тогда пожалеешь. Вели меня казнить, но я говорю правду…
Кара-Нингиль не казнила Алтын-Тюлгю, а только рассмеялась.
Ак-Бибэ думала другое: когда Кара-Нингиль начинала скучать, она придумывала какое-нибудь развлечение. Раз она сказала царице:
– - Пойдём, посмотрим, что делает Аланча-хан… Он нас не увидит, а мы его посмотрим. Он уже совсем большой и, как говорят, очень красив.
Кара-Нингиль согласилась на эту глупость и отправилась в Баги-Дигишт вместе с Ак-Бибэ. Аланча-хан гулял в саду, а они смотрели на него через отверстие в стене сада.
– - Ах, какой красивый! Настоящий хан! -- шептала Ак-Бибэ. -- Какая у него гордая осанка, какие горячие глаза… Как жаль, что его нельзя выпустить из неволи. Джучи-Катэм неумолим…
Кара-Нингиль ничего не отвечала и вернулась домой задумчивее обыкновенного. В следующий раз она переоделась аячкой и отправилась в Баги-Дигишт одна. Стража её знала и пропустила. Аланча-хан опять гулял в саду и очень удивился, когда увидел перед собой скромно одетую девушку.
– - Ты зачем здесь? -- спросил он и удивился звуку собственного голоса, -- он совсем отвык говорить вслух.
– - Меня послала к тебе Кара-Нингиль, наша царица, спросить не нужно ли тебе чего-нибудь? -- ответила Кара-Нингиль, скромно опуская глаза, как настоящая аячка.
– - Я с женщинами не имею дела, -- гордо ответил Аланча-хан и даже выпрямился, как молодой тополь. -- Скажи Кара-Нингиль, что она дурная женщина… Она убила моих братьев и захватила престол. Она хочет заморить меня здесь, в этой раззолоченной могиле, и я удивляюсь, почему она просто не велела меня казнить. Так ей и скажи, я не боюсь смерти… Бог нас рассудит.
– - Кара-Нингиль лучше, чем ты думаешь… Ей приписывают многое, чего она и не думала никогда делать, а делают другие от её имени. О хорошем не говорят, а худое видят все…
– - Видно, сладко тебя кормит Кара-Нингиль, если ты так нахваливаешь её, -- ответил грубо Аланча-хан и засмеялся.
Это обидело Кара-Нингиль, как удар ножа, и глаза её засверкали, но она удержала свой гнев и опять принялась хвалить мудрую царицу, которая жертвует собой для других.
– - Если ты пришла только за этим, то это напрасный труд, -- ответил Аланча-хан, отвернулся и прибавил, -- Скажи своей Кара-Нингиль, что я её ненавижу, как все сто моих зарезанных братьев… Во мне царская кровь, а она дочь простого пастуха…
Домой Кара-Нингиль вернулась огорчённая и разгневанная. Зачем он ненавидит её и обвиняет в том, что она никогда не делала? Это несправедливо. Но какой у него гордый вид, у этого Аланча-хана… Кара- Нингиль всё думала о нём, и в её сердце, как вор ночью, прокралось чувство сожаления к несчастному узнику. Бедный Аланча-хан!.. Что ни делала Кара-Нингиль, мысль о ханском сыне не покидала её. Как она не нашлась тогда на его дерзость рассказать всё то, что она знала об Узун-хане и о том, как он обезлюдил Голодную Степь, разрушил многие города и бесчеловечно истребил ханские роды, в том числе и её род? О, нужно ещё раз идти и сказать этому гордому мальчишке всё… Так и сделала Кара-Нингиль. Аланча-хан опять гулял в саду и точно поджидал её. Она уже приготовилась высказать ему всё, как он остановил её.
– - Ах, как мне скучно, аячка… -- прошептал Аланча-хан и отвернулся, чтобы скрыть непрошеную слезу. -- Ты тогда говорила, что Кара-Нингиль справедлива и желает сделать всё, чтобы улучшить моё положение. Я тогда не хотел унижаться до просьбы, но теперь скажи ей: Аланча-хан просит Кара-Нингиль, пусть она позволяет своей аячке приходить в Баги-Дигишт каждый день.
– - Это невозможно!.. -- перебила его Кара-Нингиль и покраснела.
– - Но, ведь, это ей ничего не стоит? Разве мало у ней аячек, чтобы уступить мне всего одну?.. Потом ты не можешь понимать, как подумает царица. Может быть она будет посылать тебя…
Прежнего гордого ханского сына точно не было, а был несчастный человек, который точно постучался в душу Кара-Нингиль. Вместе с тем, ей ужасно было обидно, что он принимает её за простую аячку, которой царица может распоряжаться, как ей угодно. Да и он видит в ней просто женщину, которая усладила бы скуку одиночества. Но глаза Аланча-хана говорили другое: они так любовно проводили её, и столько в них было печальной мольбы. Кара-Нингиль не выдержала и бежала от него, как бежит аргали от охотника, Он
