не спорил с ней, как в первый раз, не бранил Кара-Нингиль; она увидела его печальным… Нет, больше -- он полюбил её с первого раза, и полюбил не как царицу, а как полюбил бы всякую другую девушку.
Это приключение взволновало Кара-Нингиль. Притом, всё происходило при такой сказочной обстановке. Царица видела Аланча-хана даже во сне, и он шептал ей ласковые слова и всё смотрел своими тёмными, печальными глазами, смотрел прямо в душу. Душно ей было в своём дворце, и во сне Кара- Нингиль шептала те ласковые слова, которые душили её. Но идти в третий раз к нему она не решилась: зачем напрасно мучить бедного недоступным призраком? А если он ждёт её? По крайней мере, нужно же ему сказать, что Кара-Нингиль не согласна отпустить к нему свою любимую и самую преданную аячку.
С этими мыслями Кара-Нингиль шла в третий раз в Баги-Дигишт, но при входе стража загородила ей дорогу.
– - Джучи-Катэм не велел пускать никого…
– - Даже и меня? Вы знаете, кто я…
– - Даже и тебя, царица.
– - А, так вот как… -- прошептала пристыженная Кара-Нингиль, и глаза её засверкали небывалым ещё огнём.
Джучи-Катэм был схвачен и заключён в Летафет-Намех. Он сделался таким же узником, как и Аланча- хан.
– - Кто меня велел схватить и за что? -- спрашивал он, оглушённый всем случившимся.
– - Сама царица.
– - Не может этого быть! Дайте мне случай переговорить с ней, и царица увидит, что я страдаю невинно!.. Я всегда желал ей одного добра.
Но Кара-Нингиль не пожелала видеть Джучи-Катэм, а только послала к нему Алтын-Тюлгю сказать, что царица может поступать, как хочет, и каждый ослушник её воле понесёт достойное наказание. Ничего не ответил Джучи-Катэм, а только низко опустил свою голову: вот награда за его верную службу и преданность.
Все ждали, кого назначат на место Джучи-Катэм, и какой счастливец приблизится к царице, но Кара- Нингиль хотела показать, что она настоящая царица и всеми государственными делами может править одна. Её воля -- закон для всех.
Теперь путь в Баги-Дигишт был открыт, и Кара-Нингиль могла отправляться туда, когда хотела. Эта свобода сначала даже её немного смутила, и она точно не решалась воспользоваться ею, как долго сидевшая в клетке птица, которая расправляет крылья, прежде чем унестись в небо. Ей было совестно пред Ак-Бибэ и другими женщинами. Но её так и тянуло в Баги-Дигишт: наверное, Аланча-хан ждёт её и скучает. Он действительно ждал и, когда она пришла, по-прежнему, скромною аячкой, он умоляюще протянул руки:
– - Мне казалось, что я умер, пока не видел тебя, -- ласково шептал он. -- Ну, что Кара-Нингиль? Чем больше я думаю, тем больше мне хочется увидеть её… Я знаю про неё всё; она первая красавица во всём государстве.
– - Ты красивее её, Аланча-хан… Но твоя красота, как спрятавшееся за тучами солнце. Потом Кара- Нингиль глупа… Когда я ей сказала о твоём желании иметь в услужении аячку, она ответила: иди к нему и сделай всё, чтоб он не скучал.
– - Нет, она мудрейшая из всех женщин!.. Значит, ты будешь приходить ко мне каждый день?
– - О, нет… Я могу приходить только иногда, но оставаться здесь не могу. Кара-Нингиль сказала: 'Ты идёшь к нему чистою девушкой и такою же возвратишься, а иначе я тебя казню'.
Аланча-хан только засмеялся, а Кара-Нингиль опустила глаза. Каждый раз, когда она приходила к нему, он начинал её расспрашивать про царицу, точно влюблённый. Сердце Кара-Нингиль усиленно билось, но она не открывала своего настоящего имени. Когда Аланча-хан скучал, она рассказывала ему сказки, те сказки, где влюблённые не узнавали друг друга, а злая судьба смеялась над ними. Все свои мысли и чувства Кара-Нингиль передавала в этой форме и наблюдала, какое действие они производят на Аланча-хана. Когда она входила в Баги-Дигишт, то совсем изменялась, -- гордая царица оставалась у ворот сада, а здесь была скромная девушка, боявшаяся каждого ласкового взгляда.
Случилось то, что равняет всех женщин. Когда Аланча-хан в первый раз обнял и поцеловал Кара- Нингиль, она задрожала, как подстреленная аргали, и только прошептала:
– - Что ты делаешь? Что я скажу Кара-Нингиль?
– - Скажи ей, что я так хочу.
Кара-Нингиль едва вырвалась из его объятий и долго не показывалась в Баги-Дигишт. Зачем он поцеловал её?.. Этот поцелуй точно ожог её, и, просыпаясь ночью, она протягивала руки невидимому Аланча-хану. Конечно, он мог поцеловать простую аячку, но гордость царицы Кара-Нингиль была оскорблена. О, она его любит, но он никогда не должен знать об этом!
В следующее свидание Кара-Нингиль, сказала Аланча-хану:
– - Я бедная девушка, и ты меня оскорбил своим поцелуем!
– - Я тебя люблю, аячка, -- отвечал Аланча-хан.
– - О, разве такая бывает любовь?.. Тебе скучно здесь сидеть одному, вот ты и приласкал аячку. Но ты забыл, что обманываешь Кара-Нингиль, которая тебе верит. Твоя любовь погубит меня, как солнце выжигает весеннюю траву в степи. Если бы ты был ханом, то как Узун-хан каждый год собирал бы со всего государства самых красивых девушек и запирал бы в своих садах. Это несправедливо, и это не любовь.
– - Милая девушка, власть портит людей, но сейчас я знаю только одно, что люблю тебя, и больше не знаю ничего… Если бы я был ханом, то сделал бы тебя своею женой.
– - А если бы к тебе пришла сама Кара-Нингиль?.. Ты забыл бы и меня, и всех на свете.
– - Она -- жена моего отца.
– - Только по имени… Она осталась чистою девушкой и гордится этим. И если бы Кара-Нингиль пришла к тебе, сама царица Кара-Нингиль, и сказала бы, что люблю тебя… О, ты забыл бы меня!
– - Никогда! -- повторял Аланча-хан и протягивал умоляюще руки, точно так, как Кара-Нингиль видела его во сне. -- Если бы я был ханом, я прежде всего казнил бы Кара-Нингиль… Я её ненавижу.
– - А зачем ты так часто спрашиваешь меня о ней?
– - Потому, что ты так её расхваливаешь. Случилось то, что бывает с красивыми и некрасивыми девушками. Кара-Нингиль провела целую ночь в Баги-Дигишт и утром горько плакала.
– - Что я скажу теперь Кара-Нингиль? -- повторяла она, не слушая утешений Аланча-хана. -- Я обманула её… Она будет теперь презирать меня. Как я покажусь к ней на глаза?
– - Оставайся здесь, -- просил хан. -- Или подговори стражу и бежим.
Кара-Нингиль-аячка ревновала теперь Аланча-хана к собственной тени, к той неприступной царице Кара-Нингиль, которая не должна была знать обычных женских слабостей. Она возненавидела Аланча-хана, которому отдала всё. Но неотразимая сила влекла её опять в Баги-Дигишт, и Кара-Нингиль пила здесь полною чашей отравленные радости своей первой любви. Она была счастлива, что Аланча-хан весел, и что она развлекает его в уединении, как та птичка, которая поёт на окне заключённого в тюрьме. Возвращаясь домой, она опять делалась неприступною царицей, пред которою трепетали все. О, она умела показать, что Кара-Нингиль может править государством так же мудро и без Джучи-Катэм! Из дальних стран приезжали любопытные посмотреть, как управляет целым государством молодая женщина, и восхваляли её. Уучи-Буш прославлял её в своих стихах, которые распевались бродячими певцами. Народ благоденствовал, торговля процветала, и только одни войска роптали, вспоминая походы Узун-хана, когда они могли грабить, убивать и уводить в плен.
Кара-Нингиль была счастлива так же про себя, как раньше плакала одна, -- никто не должен был знать об её тайных радостях. Цветы по-прежнему вяли в её присутствии, но ей теперь было не до них.
Джучи-Катэм сидел в заключении уже два года и ничего не знал, что делается там, за пределами его
