Генерал Рзаев был уже старым, и очень мудрым человеком. Когда он был молод — он видел силу и слабость отдельных людей. Когда он стал старше — он научился видеть силу и слабость целых государств. Русня была слабой, и русисты были в большинстве своем слабыми… были и сильные, но меньшинство роли не играет. Когда русист говорить про кавказцев 'они варвары', это значит — 'я их боюсь и ничего не могу с ними сделать'. Когда американец говорит то же самое про афганцев — он имеет в виду то же самое. Одряхлевшие, слабые даже в своей силе гиганты ничего не могли сделать с народами, в жилах которых текла волчья кровь. Вот почему, когда ему стало известно, что люди Шамиля, а может так статься что и сам Шамиль придут в Русню, чтобы помочь американцам — подумав, он решил сообщить об этом полковнику Чернову, с которым он поддерживал связь и о котором точно знал, что он входит в Союз ветеранов. Чернов думал, что это он завербовал Рзаева — хотя было ровно наоборот, Рзаев сообщал ему только то, что было ему необходимо, и только про тех, кто был его врагом и врагом новой Ичкерии. Он видел и знал американцев, это были гордые и заносчивые люди, преисполненные осознанием собственной миссии, отчего они считали возможным вторгаться в чужие земли. Но это был колосс на глиняных ногах, и свою смерть он должен был найти в Русне. Когда
Если победят американцы — Ичкерия будет независимой. Они выйдут с предложением подчинить себе весь Кавказ и создать проамериканское государство на Кавказе…и сделают это, потому что они готовы к этому. Это будет государство, выходящее одновременно на Каспий и на Черное море, государство, объединяющее в себе не только Кавказ, но и плодороднейшие земли юга России. А потом… еще посмотрим, каким проамериканским будет это государство. Но и протурецким, или просаудовским — оно точно не будет. Ичкерийцы хозяева — и рабами они не будут. Никогда и ни у кого…
Но может получиться так, что победит Русня. Очень может так получиться, потому что Америка измотана и ослаблена. Что ж, тогда можно будет действовать по обстоятельствам. Если Русня будет слаба — можно будет создать независимую Ичкерию на весь Кавказ, и Русня не сможет ничего с этим сделать. А если Русня после схватки с Америкой будет очень слаба — генерал предполагал, что это будет именно так — значит, столица Ичкерии будет перенесена в Москву. Потому что власть в такие минуты лежит в грязи и тот, кто может и хочет ее поднять — тот и будет властвовать. Сильный народ, народ-воин, народ — волк. Подготовленная тайно армия — один его батальон охраны чего стоит! А Грозный… Ведь когда Иосиф Виссарионович Сталин пришел к власти — он не стал переносить столицу огромной страны в Тбилиси, не так ли? Потому что понимал.
И вот когда все это произойдет — тогда то весь мир узнает хватку людей — волков.
Экран монитора, перед которым сидел генерал погас, вместо строк текста на нем появились две строки, мечущиеся в темной клетке экрана, меняющие цвет как хамелеоны — и не находящие себе выхода. Это были строки из одной чеченской поэмы, которую генерал очень любил, они напоминали ему о том, что он должен был помнить…
Недолго длится жизнь героя.
Но он останется жить в сердцах людей.
Генерал Салман Рзаев, генерал пока не существующей армии пока не существующей страны какое-то время смотрел на экран, потом встал, выключил компьютер, изъял бумаги из малого сейфа и переложил их в большой — порядок прежде всего. Потом позвонил вниз, на пульт охраны — что он спускается и чтобы были готовы.
В это же время, полковник Чернов, сидя перед монитором ноутбука расшифровал информацию, которая была передана ему генералом Рзаевым. Сначала он перекачал ее на жесткий диск, потом убрал один USB-носитель и ставил другой — в нем был шифровальный ключ на 4096 бит, который по стойкости не уступал ключам, используемым лучшими банками в системах дистанционного банковского обслуживания. Торопливо пролистав документы, он удивленно присвистнул. Шамиль! Говорили, что он жив — но сейчас перед ним были доказательства, такие, которые заставляли поверить, не то что какая-то кустарно записанная кассета. Впрочем — так это или нет — в Москве разберутся, его дело это передать. Не в ФСБ, конечно… есть другие люди, которые за Россию не на словах, а на делах… конкретных, и жестких делах. Прочитав то, что задумал Шамиль — полковник покачал головой: совсем обнаглели. Да… это точно надо передать в Москву.
Поставив ноутбук в режим стирания информации — информация не просто стиралась, на ее место записывалась другая, потом стиралась и она, потом снова записывалась, и так не меньше пятидесяти циклов… в общем длительный процесс… полковник прицепил носитель на цепочку, которую всегда носил на шее, позвонил дежурному в штаб, чтобы выслали машину и БТР сопровождения. Тому, кто обладал подобной информацией по ночной Махачкале передвигаться без бронетранспортера явно не стоило.
Дальняя ретроспектива
Осень 1991 года
Нагорный Карабах, южнее г. Шуша
Солнце — огромное, не по-осеннему жаркое, всевидящее, вставало над истерзанной войной землей, новый день не обещал покоя. Люди, соседи, те, кто жил бок о бок друг с другом еще несколько месяцев назад, восстали, чтобы с остервенением резать и убивать друг друга, разрушать свои бесхитростные жилища, построенные еще делами и отцами, утверждая свои мнимые права на этой древней земле. Нескольких месяцев хватило, чтобы забыть, как их отцы и деды жили здесь бок о бок, и никто даже не думал выяснять, чья эта земли и кому она принадлежит по праву. Сейчас же — словно морок напал на людей, и все новые и новые жертвы окропляли своей кровью свинцовые ступени новоявленного бесовского храма.
Как родилась эта злоба в душах людей? Удивительно — но потом, когда конфликт был временно приостановлен, никто не мог вспомнить его начала — осознание беды заменялось бесконечным списком взаимных обвинений. Пока, на тот день, обвинения могли предъявлять армяне — трагедия Баку и Сумгаита никем не была ни забыта, ни прощена. Ходжалы, город, позволивший армянам сравнять кровавый счет — еще был обычным, пусть и прифронтовым городом.
На тот момент война еще была партизанской — у армян, тем более армян Нагорного Карабаха почти не было ни бронетехники, ни артиллерии, ни авиации — было только оружие, были люди, взявшиеся за него, и было дикое желание отомстить и согнать азербайджанцев с этой земли, уничтожить здесь само воспоминание о них. Азербайджан же, получивший при развале Советского союза значительное количество самых разнообразных вооружений активно использовал его — вот только те, кто воевал, они уступали армянам. Нет, не в подготовке — подготовки не было ни у тех, ни у других за редким исключением. Они уступали по силе ненависти, по фанатизму, по желанию умереть ради того, чтобы другие могли жить на этой земле, говорить на армянском языке и чтобы никогда с армянским народом больше не случилось то, что случилось с ним в прошлом. Великие трагедии изменяют не людей — они изменяют жизнь и само естество целых народов. Армян изменила и сломала трагедия геноцида шестнадцатого года — ни один армянин из оставшихся в живых уже не мог быть таким как прежде. Из нации крестьян и ювелиров, армяне превратились в нацию бойцов, каждый из которых готов был пожертвовать своей жизнь ради того, чтобы убить хотя бы одного — но ненавистного врага. Вся суть перерождения отчетливо проявилась хотя бы в таком эпизоде — в семидесятых, в Лос Анджелесе один армянин, богатый и влиятельный, пригласил
