— Вы сможете вымыться позже, если позволит Его Святейшество, — сказала септа Юнелла. — Сейчас Вас должна волновать чистота Вашей бессмертной души, а не тщета бренного тела.
Три септы повели её по башенной лестнице, и септа Юнелла шла впереди, а септа Моэлль и септа Сколера наступали Сресее на пятки, будто опасались, что она попытается сбежать.
— Много времени прошло с тех пор, как меня навещали, — тихо промурлыкала Серсея по дороге вниз. — Всё ли хорошо с королём? Это всего лишь вопрос матери, беспокоящейся о своём ребёнке.
— Его светлость в добром здравии, — сказала септа Сколера, — и его охраняют, днём и ночью. Королева с ним, постоянно.
Королева перед вами! Она сглотнула, улыбнулась и произнесла:
— Я рада это слышать. Томмен так любит её. Я никогда не верила всем тем ужасным вещам, что говорили о ней. Неужели Маргери Тирелл каким-то образом исхитрилась снять с себя обвинения в блуде, прелюбодеянии и государственной измене?
— А суд, состоялся ли он уже?
— Он скоро, — сказала септа Сколера, — но брат её…
— Умолкни, — септа Юнелла обернулась и бросила свирепый взгляд через плечо на Сколеру, — Ты много болтаешь, глупая старуха. Мы не должны говорить о подобных вещах.
Сколера втянула голову в плечи:
— Прошу простить меня.
Остаток пути вниз по лестнице они прошли в тишине.
Его Воробейшество принял её в своём кабинете, аскетичной семиугольной комнате, где топорно вырезанные в камне лики Семерых таращились из каменных стен с кислыми и осуждающими выражениями лиц, поспорить с которыми могло разве что выражение лица самого святейшества. Она вошла и увидела его за столом, грубо высеченным из камня, он что-то писал. Верховный Септон не изменился с тех пор, когда она наблюдала его в последний раз, в день, когда по его приказу её схватили и заточили в келью. Всё такой же щуплый, с седой шевелюрой, тот же постный, суровый взгляд человека, морящего себя голодом, заострившиеся, отчётливые черты лица, глаза смотрят с подозрением. Не чета своим предшественникам в пышных одеждах, на нём была надета бесформенная туника некрашеной шерсти, кончавшаяся в районе щиколоток.
— Ваша светлость, — произнёс он в качестве приветствия, — Как я понял, Вы желаете исповедоваться.
Серсея рухнула на колени.
— Это так, Ваше Святейшество. Пресвятая Старуха явилась мне во сне, она держала лампаду высоко…
— На всякий случай. Юнелла, останься и запиши слова Её светлости. Сколера, Моэлль, вы можете быть свободны. — Он сжал пальцы рук домиком, как тысячу раз делал её отец.
Септа Юнелла присела рядом, достала пергамент, обмакнула перо в чернила. Страх пронзил Серсею.
— После исповеди, будет ли мне позволено…
— С Вашей светлостью поступят соответственно Вашим грехам.
Этот человек безжалостен, в очередной раз поняла она. Ей потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями.
— Что ж, Пресвятая Мать, смилостивься надо мной. Я спала с мужчинами, не будучи связанной с ними узами брака. Признаю.
— С кем именно? — Верховный Септон, не мигая, смотрел ей в глаза.
Серсея слышала, как за её спиной выводит буквы Юнелла. Было слышно слабое, мягкое царапанье пера.
— Это был Лансель Ланнистер, мой кузен. И Осни Кеттлблэк. — Оба признались в связи с ней, и отрицать это теперь означало причинить себе вред. — И его братья. Оба брата. — Она не могла знать, в чём признались Осфрид и Осмунд. Взять на себя слишком много было безопаснее, чем признаться в слишком малом. — Это не может оправдать мои прегрешения, Ваше Святейшество, но я была одинока и напугана. Боги забрали у меня короля Роберта, мою любовь, моего защитника. Я была одна, в окружении интриганов, лживых друзей, изменников, которые замыслили смерть моих детей. Я не знала, кому верить, и поэтому я… Я привязала к себе Кеттлблэков единственным способом, каким располагала.
— Под способом Вы понимаете свои гениталии?
— Мою плоть. — Она прижала руку к лицу, всхлипывая. Когда она убрала руку, в её глазах стояли слёзы. — Да. И да простит меня Пресвятая Дева. Но я делала это ради моих детей, ради государства. Это не доставляло мне удовольствия. Кеттлблэки… суровые мужчины, жестокие, и они делали это жёстко, но что мне оставалось? Рядом с Томменом должны были быть люди, которым я могла бы доверять.
— Его светлость под охраной Королевской Гвардии.
— Королевская Гвардия была рядом с его братом Джоффри, когда тот умирал, отравленный на собственном свадебном пиру, и от неё не было прока. На моих глазах умер один мой сын, и я не могла допустить, чтобы то же случилось со вторым. Я согрешила, я распутница и блудница, но это было ради Томмена. Прошу Ваше Святейшество великодушно простить меня, но я раздвинула бы ноги перед любым мужчиной в Королевской Гавани, если бы это помогло сохранить моих детей целыми и невредимыми.
— Прощение — прерогатива богов. А что сир Лансель, Ваш кузен и оруженосец Вашего лорда— супруга? Его Вы тоже взяли в свою постель, чтобы заслужить его лояльность?
— Лансель, — Серсея колебалась. Будь осторожна, сказала она себе, Лансель рассказал ему всё от начала до конца. — Лансель был влюблён в меня. По сути, он был ещё ребёнком, но я никогда не ставила под сомнение его преданность мне или моему сыну.
— И несмотря на это совратили его.
— Мне было так одиноко. — Она сглотнула. — Я лишилась мужа, потеряла сына, осталась без лорда- отца. Да, я была регентствующей королевой, но даже королева — всего лишь женщина, а женщины — слабые существа, которые так легко поддаются соблазну… Ведь Ваше Святейшество знает, как это случается. Даже благочестивые септы грешат. Лансель был моим утешением. Он был добр ко мне, и нежен, и мне так нужен был кто-нибудь. Я знаю, этого нельзя было делать, но у меня больше не оставалось никого… ведь женщине так нужна любовь, ей нужно, чтобы рядом был мужчина, ей… она…
Серсея не могла сдерживать рыдания.
Верховный Септон не двинулся с места, чтобы успокоить её. Он не отводил от неё тяжёлого взгляда, смотрел, как она рыдает, не шелохнувшись, как каменные статуи Семерых в септе у них над головами. Время тянулось долго, но наконец, её слёзы иссякли. К тому моменту её глаза покраснели и зудели от рыданий, и ей казалось, что она сейчас упадёт в обморок.
Однако Его Воробейшество с ней ещё не закончил.
— В этих грехах нет ничего особенного, — произнёс он. — Безнравственность вдов известна всем, женщины по натуре распутницы, использующие свои уловки и свою красоту, чтобы заставлять мужчин плясать под свою дудку. В этом нет измены, если только ты не покидала для блуда постель своего супруга, Его светлости короля Роберта, когда он был жив.
— Никогда, — прошептала она, и её била дрожь. — Никогда, клянусь.
Но он не обратил внимания.
— Против Вашей светлости выдвинуты и другие обвинения, в преступлениях куда более тяжких, чем блуд. Вы признаёте, что сир Осни Кеттлблэк был Вашим любовником, а сир Осни утверждает, что он удушил моего предшественника, выполняя Вашу волю. Он также утверждает, что лжесвидетельствовал против королевы Маргери и её кузин, рассказывал лживые истории об их блуде, прелюбодеянии и государственной измене, опять же выполняя Вашу волю.
— Нет, — произнесла Серсея, — Это неправда. Я люблю Маргери как родную дочь. А что касается другого обвинения… Я выказывала недовольство Верховным Септоном, признаю. Он был ставленником Тириона, слабовольный, испорченный, пятно на нашей святой вере. Ваше Святейшество знает это не хуже меня. Возможно, Осни решил, что я буду рада смерти Верховного Септона. Если так, я готова взять на себя часть вины… но убийство? Нет. В убийстве я невиновна. Отведите меня в септу, и перед престолом Пресвятого Отца я поклянусь в этом.
