- Я - Страж Престола, - ледяным голосом ответил Сейид. - А вы, ашшариты, ничего другого не заслуживаете.
До этих слов Толуй не очень-то понимал, о чем речь, но тут полностью согласился. Сколько нужно бить этих скотов плеткой, сколько нужно резать глоток, пока бараны не поймут - Повелителя нужно слушаться беспрекословно! Подчиняться - это ведь так просто! Приказ и порядок - что еще нужно человеку?
А Повелитель, меж тем, с презрением добавил:
- Не заслуживаете, ибо не извлекаете никаких уроков из вашей истории. И мне приходится возвращать вас, баранов, к одним и тем же сюжетам.
Это Толуй тоже понял не сильно, но общий смысл уловил: будете брыкаться - зарежу, как сегодня зарезал. Это тоже было совершенно правильно - джунгар одобрительно покивал и подергал за усы. Да! Велик и мудр Повелитель!
- Езжай к Тахиру, - неожиданно устало сказал Сейид. - Пусть снимается с лагеря под Ахвазом и идет к Масабадану. И ждет меня там. Если не дождется, я велю отрезать его мужское достоинство, запихать в рот и так повесить на воротах ближайшего города, в котором обнаружу его и его никчемных парсов. Ты понял меня, о ибн Сакиб?
Начальник тайной стражи молча поклонился. Никак, вошел в разум, подумал Толуй. Это тоже было правильно и ожидаемо. С Повелителем не поспоришь.
- Идите, - милостиво махнул рукой Сейид.
Все благодарно поклонились и попятились.
Повелитель желал остаться один.
Шаркающие шаги и цокот затихали под дальними арками. Гюлькара опять вспугнул чей-то стон, и сиглави - почему-то враз галопом - рванул из полного мертвецов и умирающих зала.
Тарег заложил руки за спину и опять повернулся к арке михраба.
Из тени вышел Имруулькайс, проследил его взгляд и заметил:
- Ты решил выучить Фатиху?
Тарег молчал.
Кот некоторое время созерцал заваленную трупами масджид. Наконец проговорил:
- Не боишься Абу-аль-Хайра?
Нерегиль покосился на джинна.
- Давеча ты сказал, что люди ни в чем не виноваты. Что-то сомневаюсь я, Полдореа, что начальник тайной стражи будет в восторге от твоего толкования понятия невиновности.
- Это такой сарказм, Имру?
- Это такой совет, кокосина.
Некоторое время они молчали. Под арками гуляло смутное эхо - то ли стонов, то ли треска факелов.
- Давай я его прибью, а?
- Он ни в чем не виноват, - с бесконечной усталостью в голосе пробормотал нерегиль.
- А они? - кивнул черный кот на пестрый ковер из трупов. - Они - виноваты?
- И они не виноваты, - так же устало ответил Тарег.
И посмотрел в зеленые кошачьи глаза:
- Ты же все понимаешь, Имру. Если бы я не поступил так с Куфой, погромы и мятежи продолжились бы по всей стране. И жертв в конечном счете было бы гораздо больше.
- Люди время от времени нуждаются в подобном уроке... - согласно покивал кот.
- И по-другому не понимают, - горько сказал нерегиль.
- Выходит, ты тоже не виноват, - заметил джинн.
Тарег молчал.
- А кто тогда виноват? - буркнул кот.
Нерегиль молча поднял глаза к арке, на которой золотой вязью выгравированы были Девяносто Девять имен.
- Молчи, Полдореа. Ничего не говори, - прошипел Имруулькайс.
Нерегиль пожал плечами. И, то и дело переступая через лежавшие на плитах пола тела, пошел искать свою лошадь. Кот обернулся к михрабу. Посмотрел. Вздохнул. И поплелся следом.
Командующий медленно перебирал четки. Полированная бюрюза взблескивала в свете плавающего в ароматном масле светильника. Золотые прорезные шарики, с которыми чередовались ослепительно голубые зерна четок, позвякивали крошечными колокольчиками - по последней нишапурской моде. Такие же чеканные, тонкой работы пуговицы украшали распахнутый по теплой погоде кафтан Тахира.
На кожаных скатертях отливали золотистым горы сластей - текущая медом пахлава, крученые масляные трубочки чак-чака. Сидевшие за едой парсы пожимали плечами и недоуменно, с легким презрением переглядывались.
Человек, на которого обращены были недовольные взгляды, хранил полное спокойствие.
Вазир барида опрокинул в себя стакан вина и вытер губы рукавом левой руки. Сидевшие рядом парсы снова переглянулись. В Хорасане человека, не знающего приличий, не ведающего, для чего воспитанному человеку положен платок в рукаве, приступившего к распитию вина до того, как убрали скатерти с едой, - так вот, такого человека второй раз в собрание бы не позвали. Но Абу-аль-Хайр отмахнулся от лимонной воды и потребовал чего покрепче - сразу, как вошел в шатер и сел на подушку перед Тахиром ибн аль-Хусайном. Впрочем, вазир и без того являл собой жалкое зрелище: стоптанные сапоги, пропитанный потом стеганый халат и серая от дорожной пыли бедняцкая чалма - ему так и хотелось бросить пару медяков на пропитание.
- Ты знаешь, что случилось с Куфой, о ибн аль-Хусайн? - спокойно спросил Абу-аль-Хайр и протянул руку со стаканом гулямчонку - наливай, мол, опять.
Поджав пухлые губки и покосившись на сидящих, мальчик в щегольской шапочке плеснул вина.
Четки замерли в руке Тахира. Парс поднял тяжелый взгляд. В скачущем свете было хорошо заметно, как набрякли подглазья и углубились морщины - похоже, ибн аль-Хусайн в последнее время много пил и мало спал.
Они в вазиром некоторое время смотрели друг на друга. Абу-аль-Хайр - поверх края стакана, который выхлебал, как и предыдущий, в несколько жадных глотков.
Тахир с резким стуком ссыпал четки в ладонь и тихо приказал:
- Оставьте нас.
Люди принялись переглядываться.
- Оставьте нас! - рявкнул парс, и все быстро зашебуршались на подушках.
Мальчик в шапочке с павлиньим пером выплыл из шатра последним - все так же обиженно поджимая густо напомаженные губы.
Когда за пологами стихли шарканье и перешептывания, Тахир выдавил:
- Я догадываюсь.
- Ты не догадываешься, - жестко бросил Абу-аль-Хайр.
- Моя бабка - из Нисы, - усмехнулся парс.
И резко налил себе из кувшинчика. Вино ударилось о дно пиалы, плеснуло и залило ковер. Красная лужица закачалась в белой фарфоровой чашке. Тахир тем же жестом обтер подбородок - длинных усов и окладистой бороды он почему-то не носил - поднял локоть и лихо заглотил содержимое пиалы. Сморщился, снова обтерся рукавом. И мрачно продолжил:
- 'Не мучить, не калечить, не щадить'. Я правильно догадался?
- Из Нисы?.. - непонимающе нахмурился вазир.
- Из старой Нисы, - усмехнулся Тахир, подцепил из плошки и бросил в рот пригоршню сушеного гороха.
