части монахов–фанатиков, которые назывались ‘безмолвниками’ (исихастами)…» (с. 262). В отличие от большинства неправославных критиков о. Мейендорфа, Сюзюмов принимает как очевидное его деление на «гуманистов» и «исихастов». Подобно Мейендорфу, Сюзюмов — не только историк, но и участник спора, который для него не потерял актуальности. Видимо, оба ощущали Византию своей родиной. Поэтому выглядит закономерным, что автор удостаивается всех возможных в подобной ситуации похвал: «Несмотря на то, что книга Мейендорфа реакционна с начала до конца, несмотря на то, что мы не найдем в ней научного анализа мировоззрения Паламы, тем не менее, это исследование вместе с большими трудами Мейендорфа по изданию сочинений Паламы представляет значительный интерес» (с. 268). Надо сказать, что Сюзюмов был очень крупным византинистом дореволюционной выучки, и его антипаламизм, вероятно, имел ту же основу, что и у Ф. И. Успенского (интеллигентское неприятие монашества и «мистицизма»).
359
Как рассказывает сам Игорь Павлович, книга эта сыграла совершенно особую роль в его научной судьбе: именно с нею (буквально «под мышкой») он вошел в византиноведение, причем, начало этого пути оказалось достаточно драматичным. Ему, тогда (в 1961 г.) студенту исторического факультета Уральского университета (Свердловск), работавшему над дипломным сочинением по истории исихастских споров в Византии XIV в., была дана для прочтения сия книга его научным руководителем проф. М. Я. Сюзюмовым. Благоговейно приняв ее в свои руки, студент Медведев тут же потерял ее (оставил по рассеянности в городском транспорте). Казалось, что на еще не начавшейся карьере византиниста вполне можно было ставить крест. Трагедии, впрочем (не без помощи Божией и друзей–журналистов, «эзоповым языком» — дабы не узнал профессор! — широко оповестивших о потере) не произошло: через два исполненных тоскливого ожидания месяца, когда скрывать «следы преступления» от профессора, казалось, было уже невозможно, книгу принес по указанному в газетах адресу… рабочий Уралмаша. Книга, таким образом, была не только прочитана, но и почти полностью переведена (о качестве этого студенческого перевода И. П. отзывается не без юмора). Об этой истории знал и сам автор книги, с которым И. П. связывали многолетние дружеские отношения. Работу над настоящим изданием И. П. Медведев воспринял как своего рода «послушание», как личную дань памяти о. Иоанна Мейендорфа. Его отношение вполне разделяет и автор этих строк, который имел драгоценную возможность в течение более чем 4 лет обсуждать с о. Иоанном многочисленные проблемы, прямо или косвенно связанные с темой этой книги.
360
В связи с настоящей книгой из них наиболее важны указанные в прим. ix к гл. I ч. I, а также: И. П. Медведев. Мистра. Очерк истории и культуры поздневизантийского периода. Ленинград 1973; I. P. Medvedev. Tendances vers une Renaissance dans la culture byzantine tardive // Byzantiaka. 1984. 4. 113–136. И. П. Медведев. Очерки византийской дипломатики (частноправовой акт). Ленинград 1988. Первое изд. его книги «Византийский гуманизм XIV–XV веков» появилось в 1976 г. В 1997 г. должно выйти 2–е изд., существенно переработанное. Некоторые другие работы, представляющие интерес по частным вопросам, указывались в наших примечаниях выше. Полная библиография трудов находится в печати в: Византинороссика. 1996 [1997]. 2.
361
Все основные работы учтены выше в примечаниях; см. ч. I, гл. I, прим. 34, 35 и vii.
362
В частности, в Москве заказанный Патриархией перевод выполнял В. М. Живов — ныне известный славист, но также и очень хороший патролог, хотя и мало печатающийся (ср.: ч. II, гл. VI, прим. xvii).
363
Позднее, с середины 1980–х гг., в изданиях Московской Патриархии появляются некоторые оригинальные (т. е. не переводы и не пересказы «с иностранного») публикации по истории исихазма. Но обычно они принадлежали авторам, работавшим вне стен официальных учреждений МП. Единственное исключение — сочинения И. Экономцева, впрочем, начинавшего свою карьеру в качестве светского византиниста. Тому, кто заинтересуется их богословским содержанием, можно рекомендовать обратиться сразу к первоисточнику — Н. А. Бердяеву, где те же самые идеи изложены гораздо талантливее и без неуместных ссылок на Мейендорфа и Паламу.
364
О качестве этого перевода дают некоторое представление те примеры, которые мы иногда приводили выше (в ч. II). Из них видно, что переводчик подчас минует очень трудные места, даже не замечая их трудности, но подчас спотыкается на самых простых. Его перевод можно рекомендовать для первоначального ознакомления с содержанием Триад; при этом нужно учитывать, что пользоваться таким переводом нужно примерно так же, как машинным: перевод сделан талантливо и при хорошем знании языка — но почти без всякого понимания содержания и без редактирования специалистом. Привнесенные переводчиком комментарии представляют собой смесь пересказа случайно попавшихся ему чужих научных трудов с собственными фантазиями о Православии. Подобное изучение исихазма продолжается и сейчас, чему пример — упомянутый выше сб. «Синергия» (прим. 26). В богословском отношении это литература на любителя, а в научном — безнадежно.
365
Почти все они вошли в его том Variorum reprints (ByzHes) и были приведены нами в своем месте. Из не упоминавшихся до сих пор работ отметим те, которые важны для понимания общего климата эпохи: J. Meyendorff. Society and Culture in the Fourteenth Century: Religious Problems // Actes du XIVe Congres International des Etudes Byzantines. Bucarest, 6–12 sept. 1971. Bucarest 1974. I. 111–124 [репринт: ByzHes, VIII]; Idem. Spiritual Trends in Byzantium in the Late Thirteenth and Early Fourteenth Centuries // Art et societe a Byzance sous les Paleologues. Actes du Colloque organise par l’Association Internationale des Etudes Byzantines. Venice 1971. 53–71 [переизд. в: Kariye Djami / P. Underwood. Vol. 4. (Bollingen Series, 70). Princeton 1975. 93– 106]. Ср. также: И. Ф. Мейендорф. О византийском исихазме и его роли в культурном и историческом
