Тирди замотал головой, пытаясь прогнать видение. Чтобы тангар предал и убил союзника?!
Гном закрыл глаза и сжал кулаки так, что хрустнули кости. «Да, совсем мы потеряли разум от страха», — подумал он. Положил руки на плечи трясущегося от возбуждения тангара, тряхнул, чтобы успокоить.
— Где? — Спросил он и посмотрел в глаза. Он вспомнил, что уже видел это лицо в отряде пару раз, но все забывал спросить имя.
Впрочем, сейчас важно совсем другое.
— Где они? — повторил вопрос Тирди.
Приводить гнома в чувство второй раз не потребовалось, похоже тот сумел справиться с собой сам.
— У старейшины, — ответил он и добавил. — Все там. С оружием.
Тирди отпустил мальчишку и, взяв топор, спешным шагом направился к шатру.
Все кто только мог пришли сюда: кобольды и почти весь лагерь гномов собрался на небольшой полянке пред шатром. Зеленокожие сбились в плотный клубок и настороженно посматривали на окруживших их гномов. Будет очень жарко, если дело дойдет до драки. И очень жаль.
Кобольды — дерзкие воины, но и им не устоять против превосходящего числом противника. Но дело даже не в этом.
Гномам не нужна ссора.
Впереди всех стоял Архут. Довольно высокий и широкоплечий для своей расы. Словно утес всю жизнь противостоящий порывам морского ветра, возвышался он. Прорванная в нескольких местах кольчуга тускло серебрилась на солнце, открывая любопытному взору тугие белые повязки, наложенные на бок кобольда. Пожалуй, он являлся единственным из своего племени, кто сейчас не притронулся к оружию.
Нет, никто из них не посмел оголить боевой металл, но каждый как бы случайно, как бы нехотя, придерживался за рукоять короткого меча или ятагана заткнутого за пояс.
Орки обозлены до предела, отметил Тирди, что-то произойдет.
— Почему ты так взволнован, Архут? — Вопрошал старейшина тангаров. В отличие от остальных гномов только он хранил спокойствие. И казалось, ничто не может его нарушить. — Почему твои воины поднимают мятеж в моем войске?
Прижав к груди кулак, кобольд поклонился поклонился.
— Мы свято чтим договор, заключенный между нашими народами, — ответил он, выпрямился. — Чего не скажешь о племени носящем славное имя тангаров.
Шепот прокатился по рядам. «Он хочет смерти?» — подумалось Тирди. Гномы сгрудившиеся вокруг готовы были разорвать зеленокожих на мелкие кусочки.
Старейшина устало вздохнул:
— Я поражен твоей смелостью. Но, к сожалению, не вижу никаких объяснений… Почему мы обязаны выслушивать столь оскорбительные отзывы о нас?
Кобольд вновь поклонился. И сказал:
— Тангары нарушили договор. Во время последнего боя одним из вас был убит мой воин. И, будь я сожран духами подземелий, если это называется соблюдением договора заключенного предками!
Тирди видел как сжались кулаки старейшины на рукояти боевого топора. Стерпеть такое оскорбление?! Но в остальном тот оставался непроницаемо спокоен. Лишь цепко взглянул на стоящего пред ним, спросил:
— Есть ли доказательства нашей вины в случившемся?
Архут поднял перевязанную руку. Кобольды, сбившиеся в кучу за его спиной зашевелились, передавая что-то вперед. У Тирди потемнело в глазах. Неужели…
Двое зеленокожих отделились от толпы, они несли убитого, в плече которого застрял довольно большой сверкающий осколок. Не надо было напрягать воображение, чтобы понять, что это обломок топора закаленного в Священном озере Рудных гор.
Ропот прокатился по гномьим рядам: «Предатель?!».
Кобольды уложили тело пред старейшиной и спешно удалились. Тирди чувствовал как отступает напряжение и остается только глухая тоска и боль.
Старейшина и орк склонились над погибшим.
— Я слышал, что тангары ставят клеймо на принадлежащем им оружии, — сказал Архут так, чтобы слышали все собравшиеся. — Часть его сохранилась на этом обломке. Думаю, вам, достопочтенный тангар, не составит особого труда определить владельца.
— Не составит, — ответил тот. — Но, вполне возможно, хозяина оружия уж давно нет в живых.
— И все же?..
Долгое время длилось тягостное молчание. Слишком долго медлил с ответом старейшина. Он узнал клеймо.
Тишина воцарилась в округе. Казалось, даже ветер перестал тревожить древесные кроны. И только кобольд, медленно обнажая когти, прорычал так, что его услышали в дальних уголках лагеря:
— Выдайте убийцу нам!!!
Старейшина медленно откинулся на спинку кресла. Опустил седую голову. Сказал:
— Тангар нарушил договор. И теперь умрет мучительной смертью… — и добавил так, чтобы это мог услышать только Архут. — Но умрет он от рук соплеменников.
Кобольд усмехнулся. Поклонился.
— Позволено ли будет нам присутствовать при казни? — Еще раз улыбнувшись сказал он.
Старейшина поднял взгляд.
— Да. Ты и твои войны смогут наблюдать казнь с самого ее начала. Но после… Вам придется уйти.
— С превеликим удовольствием, достопочтенный гном, — ответил Архут. — Ты был хорошим союзником.
Кобольд отступил назад. И, окруженный своими воинами, двинулся прочь от шатра. Гномы расступились, пропуская зеленокожих. Злая обида смутила их разум. Еще немного и мог разгореться новый бой.
Когда строй сомкнулся, старейшина сказал:
— Выйди в круг, нарушивший договор, пока мне не пришлось назвать твоего имени и имени твоего отца.
С огромным трудом давались слова старому гному, ни разу на своем веку не видел он такого позора.
Из первых рядов вышел тангар. Когда-то черная, пышная борода грязными лохмотьями свисала с подбородка. Застарелые шрамы на щеках скрывала наложенная на голову повязка.
Лорин, сын Дорина. Тирди узнал его. Они вместе шли тогда в наступление на эльфийскую твердыню во главе войска. Именно его топор видел Тирди в темноте.
Сердце, судорожно бившееся в груди, вдруг остановилось: «Как он мог!» Пусть то были кобольды — давний и заклятый враг рода тангаров. Но как он мог нарушить договор!?
Ничего не видя вокруг себя Тирди поплелся к костру. Отпугнул кого-то из недавно вернувшихся дозорных, кинувшегося было к нему с расспросами. Сел поближе к тлеющим углям, чувствуя жестокий озноб, и поел горячей похлебки.
Но даже они не сумели растопить осколок льда, затаившийся глубоко в его сердце.
На рассвете Лорин был раздет до нага и растянут на дереве, высоко вознесшем к печальному пасмурному небу свои ветви. За время казни гном не проронил ни звука. Лишь сверкали его глаза, смотревшие на кобольдов.
На этот раз Архут оказался мрачен. Ночь дала ему больше времени на размышления. Он знал, что после этой единственной смерти разразится страшная война меж племенами Рудных гор, но к своему сожалению ничего сделать уже не мог. Гномы не прощают предателей.
Но также они не простят и кобольдов. Обида запомнится на долгие-долгие годы.
Когда казнь закончилась, предсмертный хрип не рвался уже из легких гнома, солнце поднялось
