Из современных проблем Церкви
КАК НАЧАЛАСЬ ПЕРЕПИСКА
Наша семья приехала в Израиль в последних числах января 1971 г. Давая разрешение на выезд без права на возвращение, советские власти приказали оформить документы, собрать вещи и покинуть Россию за десять дней. Я все же успела съездить в Новую деревню в церковь на службу к о. А. , чтобы причаститься и проститься с моим духовным отцом. О. А. назвал чудом милости Божьей полученное разрешение на выезд и благословил на отъезд и на жизнь в Святой Земле, и мы поговорили о возможных трудностях устроения моей духовной жизни в Израиле.
Отец А., попросив запомнить наизусть адрес, посоветовал написать Ирине Михайловне Посновой, стоявшей во главе католического издательства религиозной литературы на русском языке «Жизнь с Богом» в Брюсселе. Он просил передать ей нечто, касающееся их совместной работы над издаваемыми книгами, и задать вопрос по библиографии. А в случае, если станет мне «уж совсем тяжко и одиноко», посоветовал найти монахиню Викторину, старого друга их семьи, живущую в русском православном монастыре в Эйн Кареме под Иерусалимом.
Приехав в Израиль, мы решили обосноваться в Иерусалиме, и отсюда я ранней весной 1971 г. написала Ирине Михайловне. Ответ был немедленным, и с этого началась наша долгая (до самой болезни и кончины г–жи Посновой) и крепкая связь. Она стала особенно плодотворной после моего знакомства с о. Всеволодом Рошко, хорошо знавшим не только Ирину Михайловну, но и ее друзей и помощников: о. Антония и о. Кирилла. Постепенно о. В. принял на себя часть забот по отысканию нужных о. Александру книг и особенно по переправке их в Россию. Моя роль при о. В. в этом отношении свелась к расшифровке иероглифов почерка о. А. и при чтении писем — к переводу текста с установившегося между нами «эзопова языка» на понятный для о. В. русский.
В начале марта 1971–го пришлось последовать второму совету о. А. — искать матушку Викторину. Пара новых друзей — муж и жена, давние жители Иерусалима и главные помощники нашей семьи в устройстве на новом месте, вызвались мне помочь и в данном случае: на своей машине повезли меня в Эйн Карем. Однако поездка цели не достигла: внизу, в долине Эйн Карема русского православного монастыря не оказалось. А к тому, что издалека на него походило — к белевшей на высоте крутого склона, сплошь заросшего густым кустарником, невысокой колокольне, — дороги мои друзья не нашли. Туда, в домик–келью рядом с этой колокольней, в разгар лета привез меня о. В. , часто посещавший этот Горненский женский монастырь юрисдикции Московской Патриархии. Как и советовал о. А. , я представилась и передала м. Викторине благословение о. А. и поклон от его матери Елены Семеновны. Однако ответная реакция была настолько холодно–официальной и отчужденной, что о продолжении отношений не могло быть и речи. Только через несколько месяцев о. В. неожиданно сказал, что м. Викторина хочет меня видеть. На этот раз он оставил нас в келье вдвоем, и разговор по душам состоялся. Матушка объяснила, что мое появление ее испугало, она запросила друзей в Москве, и те заверили, что я «своя» и мне можно доверять. Еще попеняла мне, зачем в первый же раз я появилась с о. В. : ведь он — католик или, еще того хуже, униат, чужой человек, и ему ни в чем нельзя верить. И в дальнейшем, даже когда наши отношения стали вполне доверительными, эта добрейшая женщина, глубокая молитвенница продолжала воспитывать меня в чистоте православной веры и остерегать от соблазнов католичества. [1]
О м. Викторине и ее наставлениях мы не раз разговаривали с о. В. Он возлагал тогда большие надежды на развитие экуменического движения и принимал самое деятельное участие в попытках укрепить и расширить взаимопонимание между христианами разных Церквей и юрисдикций на Святой Земле. В этой связи отношение православных к католичеству в России его тоже интересовало. Кратко я писала о моих встречах с м. В. и отцу Александру — он отвечал одной–двумя фразами в письмах, и эти ответы о. В. слушал особенно внимательно и всегда просил комментировать. Так что первая встреча о. В. и о. А. на тему православия и католичества состоялась благодаря м. Викторине. И я так подробно рассказываю об этой монахине, столь незыблемо стоявшей на почве православной традиции, потому что именно ей написал о. А. замечательное письмо о том, как, по его мнению, православные должны относиться к католикам, и прямо сказал о своем отношении к о. В.
Этот великолепный современный образец диалога, проповеди и пропаганды я нашла в бумагах м. В. , скончавшейся в 1977 г. Тогдашний начальник Русской Православной Миссии Московской Патриархии в Иерусалиме архимандрит Серафим (ныне покойный Архиепископ Серафим Пензенский) поручил мне разобрать небольшой архив матушки и написать о ее кончине тем близким и друзьям, чьи адреса сохранились. Письмо о. А. было без конверта — видимо, пришло не по почте, и архимандрит Серафим разрешил мне взять его для себя. [2] О. В. отнесся к письму с большим вниманием, сделал для себя копию, а возвращая оригинал, с особой важностью, какая всегда появлялась на его лице, даже в голосе и ритме речи, если обсуждался серьезный вопрос, сказал, что письмо очень много дало ему для понимания о. А. , но из письма также следует, что о. А. , «находясь за железным занавесом», мало осведомлен о современном состоянии католичества, о происходящих в нем изменениях, особенно в богослужебной практике и во внутреннем — духовном и психическом — мире католического священника. Я хорошо помню этот разговор, так как сгоряча обиделась тогда на о. В.: как может он говорить, что о. А. чего–то не знает. Только читая письма о. В. к о. А. [3], я поняла, какое глубокое чувство и желание «услужить знатному человеку» [4] подвигли о. В. писать по–русски. Ведь этот язык после эмиграции семьи из России был под строжайшим запретом. Еще мальчиком, втайне от матери, о. В. начал учить русский, но систематически заниматься языком ему не довелось. Но русский язык до конца жизни оставался для него голосом родины и собственной души: ведь и к святому преподобному Серафиму Саровскому обращался он на русском языке, когда писал (по– французски) свою глубокую работу о Преподобном, наметившую новый аспект изучения наследия Саровского чудотворца. Во всяком случае, я могу свидетельствовать, что к переписке с о. А. о. В. относился очень серьезно и трепетно. В письмах его не столько «ума холодных наблюдений», сколько «сердца горестных замет»: он делился с наконец–то найденным другом тем, что его самого тревожило, радовало и волновало. Не раз говорил мне об этом, и всегда в полной уверенности, что собеседник поймет и откликнется.
И, наконец, надо сказать, как же я познакомилась с о. В. Я нашла его в «Доме Авраама» — в гостинице монастырского типа для бедных католических паломников. Те двое наших друзей, что возили меня в Эйн Карем, обескураженные своим провалом в поисках м. В. , все же постарались и нашли священника, говорящего по–русски и живущего в Восточном Иерусалиме на Масличной горе в «Доме Авраама». На сей раз я решила отказаться от проводников и в один из жарких апрельских дней 1971 г. одна отправилась на поиски. Еврейские автобусы в те края не доходили, пришлось долго идти по непривычной жаре, спускаться к Кедрону, подниматься на Масличную гору, а когда дошла до «Дома Авраама», оказалось, что о. В. нет дома. Я оставила записку с адресом, номером телефона и просьбой позвонить и вечером того же дня впервые услышала его голос.
