преобразить в ней всю человеческую цивилизацию. Верующий не станет независимым от своей религиозной общины, в каком бы упадке она ни была. Это невозможно, потому что, в силу Промысла Божия, она рождает в Слове, Слово воскресает в ней, и Дух, казалось, угасший, возрождается. Так, возвращаясь к наследию Церкви, вновь обретая в ней свою жизнь, мы опять обретем способность к различению и сможем судить о том, исходит ли тот или иной дух, то или иное направление от Бога или нет.
История знала периоды обновления. Ничто не мешает будущему быть блистательнее и глубже всего, что было до сих пор. Свобода Святого Духа распространяется на все, и Он может вновь призвать святых, какие Ему нужны. Только они способны заставить нас опять поверить в наше воскресение и воскресить из мертвых цивилизацию.
Людям надоели красивые слова
Пора оставить церковнический стиль и начать говорить правду. Людям надоели красивые слова. Они ждут от Церкви, чтобы она стала действенной. Таково условие их возвращения к Церкви.
Кажется, все мы согласны применить ко Христу такие определения, как «бедный, простой среди простых». Но все ли мы согласимся, чтобы эти две добродетели — бедность и простота — нашли отражение в жизни Церкви? Что из того, что ты лирически проникновенно говоришь о бедности Господней, когда живешь ты в архиепископской резиденции, выстроенной по соседству с домами богачей, и следуешь их стилю жизни? Конечно, нигде не сказано, что духовность евангельской бедности требует, чтобы мы жили с самыми нищими и держались в стороне от других людей. Несчастные из среды крупной буржуазии — те же нищие, и им также требуются пастыри. Но все же нам кажется странным, что Церковь бедного Назарянина особо балует своих богатеньких детей. Высшее духовенство живет с ними в таком согласии, что «революция», к которой зовет нас Евангелие, «революция», полная любви и Христовой свободы, необходима ныне, как никогда.
Не в том ли назначение Церкви, чтобы из поколения в поколение продолжалась эта святая революция? И почему тогда только значительные лица допускаются к столу и в гостиные иерархов Церкви? Не следует ли приглашать также обездоленных, босых, людей с улицы, всех тех, кто пребывает в смертной тени и не знает хороших манер? Или они должны питаться крохами с господских столов? Ведь Отец Небесный не делает различия между юношей и зрелым человеком, между господином и рабом.
Люди, молодежь хотят говорить, самовыражаться. Они хотят высказать епископам заботы и обиды, желания и критические замечания. Что мешает им сделать это? Протокол, условности, правила приличия, церковнический жаргон, излишек внешнего почтения. Все те препятствия, которые воздвигает иерархия, чтобы заслониться от яростного ветра — от излияния Духа.
Слишком долго клерикальные круги возводили эти стены молчания, и о них разбивались верующие, молодежь. Слишком часто оттого, кто не епископ и не сильный мира, требуют только молчания. Того, у кого есть свое мнение, красиво поблагодарят, удушат в отеческих объятиях и даже не скажут, прав он или нет. Свидетели — опасны. Но если их не слушать, если не призывать их к свободному слову, из любви к правде они могут прийти к отрицанию Церкви.
Евангелие призывает к революции против социальной несправедливости, нравственной всеядности, пагубной реакционности. Именно при этом условии Церковь станет воистину Церковью глубин, Церковью движения, Церковью Божественной идеи в действии!
Это требует от нас борьбы против угнетателей и реакционеров, отхода от конфессионализма, провозглашения прав не только для нашей общины, но и для всех обездоленных–крестьян, безработных, учащихся.
Церкви, миру нужны сильные, свободные, правдивые слова — ведь Слово стало плотью. Надо, чтобы и наше слово, по примеру Сына Человеческого, вышло на улицу. Никто в Церкви — ни духовенство, ни миряне — не должен засыпать, пока все не исполнится и пока не появится на горизонте удивительной истории человечества Господь.
Консерватизм может стать преступным бездействием
Да, мы стоим на страже нерушимого Предания, но Бог посылает Своего Духа и обновляет лицо земли. Предание есть верность Духа Себе Самому, выраженная всегда в новых словах. «Единство Духа — в мировой взаимосвязи». Нельзя терять дерзновение детей Божиих, свободных в своем доме.
Христианский консерватизм должны уравновешивать новизна и смелость в пастырской работе, поиск наиболее адекватных форм литургики и каноники, способных донести дуновение Духа и лучше возвестить о грядущем Господе. Иначе консерватизм может превратиться в моральный террор, в небрежение и преступное бездействие.
Церковное учреждение должно отмереть
Всякий, кто занимается анализом христианства, должен ответить на вопрос, знает ли он, из какого исторического самосознания, из какого отношения к миру исходит его анализ. Ответ на этот вопрос определяет, что думает Церковь о себе самой, как понимает свою роль, а стало быть, — характер и ценность своей деятельности. Если Церковь ищет «силы и славы» на уровне мира сего, то это Церковь мирская; если истинная ее цель — слава Отчая, то она Христова. Поэтому подобает смотреть на Церковь, как всегда смотрели Отцы–Ефрем Сирин, Августин: Церковь есть собрание кающихся грешников. Кающихся более или менее всерьез.
В православии Церковь подвергалась искушению синагоги. Она стала смотреть на себя как на замкнутое сообщество. Она теперь состоит не из Евангелия, которое мы несем в мир, а из хранимых нами обрядов и обычаев, из привилегий, за которые мы боремся. Отсюда один шаг до конфессионализма.
Как увязать укорененность Церкви в миру, даже в политической структуре, с ее претензией быть предчувствием и преддверием Царства Божия, дыханием творящего Духа? Тем более — как донести послание этой Церкви до современного свободного сознания, которое отрицает групповую ограниченность — и племенную, клерикальную? Речь идет о духовном требовании, предшествующем экуменическому действию.
Церковь как учреждение во многих отношениях должна будет отмереть. Всякий новый взгляд несет с собой исчезновение или изменение старого. Речь идет не о введении новых форм, не об изменении порядка богослужения или одежды священника. Нам не нужно соблазняться стилем, внешним осовремениванием. Христианскому миру нужно преобразование самого религиозного бытия. Разве Церковь освобождается от требования быть Церковью, то есть самой жизнью мира?
Люди жаждут правды и вечности, а им дают крохи. Ибо предстоятели Церкви подвержены искушению пожертвовать подлинностью ради единства. Они мнят, будто мудрость–всегда синоним осторожности, и не видят, что она также включает дерзновение детей Божиих. Да, Церковь — хранительница преданий, но это не значит, что она должна оглохнуть к голосу Духа, Который в полной свободе говорит через смиренных — будь то богословы или миряне, мужчины, женщины, дети. Применение власти оправдано лишь тогда, когда оно подчиняется этой свободе. Одно из назначений власти — преобразовать народ Божий в общении с Богом. Роль власти в том, чтобы освящать Церковь и самой превращаться в любовь.
Если Церковь обратится к Господу, она преодолеет все препятствия, что стоят перед ней и перед человеком, ищущим себя самого. Пусть рухнет учреждение Церкви, укорененность в мирском и временном, чтобы воскресить Христа, погребенного под камнями бездушной религии. Тогда Церковь сможет вновь стать присутствием Господним среди страждущих, кто бы они ни были, христиане или нет. Тогда она вновь
