[4]
Жан Поль с его стремлением создать в своих романах «поэтическую энциклопедию», то есть свод знаний о жизни, напротив того, не находил для себя заметных параллелей в других западных литературах; его романы и по времени, и как культурно-исторический этап предшествуют грандиозному замыслу Бальзака. Бальзак переосмысляет литературную технику «характеров», создавая (жизненно-наполненные и окруженные «средой») социальные типы, все переплетающееся множество которых должно исчерпать полноту жизни общества; для Жан Поля, у которого характеры, утрачивая просветительскую схематичность, переполняются и жизненнобытовым и эмоционально-аффективным содержанием, социальное не функционирует ни как граница, ни как норма-регулятор изображения жизни, — коль скоро весь мир — это бесконечно многообразная и запутанная, дробная и подвижная аллегория, то социальное — лишь такая граница, через которую поминутно перекатываются волны эмоциональных и смысловых потоков; левые писатели 1920-1930-х годов пытались извлечь из Жан Поля социальный образ действительности, как бы очищая его романы от кожуры — как яблоки, и их неправильное, слишком узкое прочтение намерений Жан Поля было еще одной причиной их собственных творческих неудач. Создававшийся в романах Жан Поля универсалистский мир знания имел своим образцом интернациональный, или наднациональный, мир науки ХVII–XVIII веков — все житейское, а все социальное принадлежало к числу важнейших феноменов, накопляемых поэтической энциклопедией его романов.
[5]
Совершенно невозможно было бы раскрыть эту сложную тему сейчас, в этой статье; однако следует отдавать себе отчет в том, что анализ немецкой реалистической литературы XIX века с самого начала оказывается в кругу этой темы «музыкальности» литературы; «музыкальность» — не неопределенная метафора, а прежде всего слой и свойство художественного сознания — многообразно преломляемое.
[6]
Stifter A. Werke. Auswahl in 6 Teilen / Hrsg. von G. Wilhelm. B., o. J. Bd V. S.220–221.
[7]
Ibid. S. 225.36–38.
[8]
Ibid. S. 198.13–15.
[9]
Ibid. S. 214.36.
[10]
Ibid. S. 214.34–35. См. об этом подробнее мою статью в сб. Советское искусствознание’76. М., 1977. Вып. 1.
[11]
Richter L. Lebenserinnerungen eines deutschen Malere / Hrsg. vom F. Nemitz. B., o. J. S. 241.
[12]
Ibid. S. 242.
[13]
Ibid.
[14]
Романы Штифтера (как и другие поздние ею произведения) находят себе грандиозное соответствие в музыке — в симфониях ею соотечественника Антона Брукнера (1824–1896). Правда, Брукнер начал писать симфонии тогда, когда жизненный путь Штифтера подходил к концу, но по духу — в них много общего с аскетизмом позднего Штифтера. Необходимо строго различать патетику и торжественность; все патетическое в эту эпоху идет от субъективности, от господства самодовлеющего и самоутверждающегося (даже и в своем упадке, в своей гибели!) «я», человека, который прежде всего выставляет напоказ свои чувства, свой внутренний мир с его восторгами, с его понятой по Листу «идеальностью» и с его произвольностью, — внешний мир может только всячески мешать герою и может только нарушать самоудовлетворенность его исповеди. Музыке Брукнера не известен такой отколовшийся от — тогда уже внешнего — мира герой, то, что прославляет он в своих произведениях, — это совершенно объективный и прекрасный строй мира; туг остается место для любых индивидуальных эмоций, для всевозможных движений души и для очень глубокого трагизма, но это именно место в мире, внутри мира; совершенство мироздания — отнюдь не «по ту сторону» индивида с его переживаниями; мир и человек у Брукнера вместе претерпевают свой катарсис и вместе очищаются. Но здесь нет места для патетики, поскольку нет такого начата, которому приходилось бы насильственно самоутверждаться в рамках существующего или такого начала, которое пыталось бы играть роль большую, чем положенная и отведенная ему в гармонии всего. Торжественность происходит от «воспарения» к целому, торжественность сопутствует такому «акту» во всей его чрезвычайности, и такая торжественность прекрасно соединяется с большой сдержанностью в
