яблок валялось рядом.
— Подожди с травкой, — остановил её Николай. — Я все думаю про это завещание…
— И что? — осторожно спросила Вера.
— Понимаешь, странно все. У меня полный сумбур в голове, мыслей крутится много, а ухватить ни одну не могу. Кажется, что упускаю что-то очень важное.
— Коля, — Вера подняла с земли несколько яблок и положила их на крыльцо, — не думай про завещание, оно тебя только сбивает. Расскажи все с самого начала.
И он рассказал, не так, как вчера утром, перескакивая с пятого на десятое. Он говорил долго и подробно. Когда дошел до игры в преферанс, Вера остановила его.
— Считаешь, что партнеры поняли тебя правильно и стали следить за тобой?
— Уверен в этом.
— Давай пока оставим их в покое. Славик все сообразил, потому что вы вместе на Выселки лазили. Вадиму сам рассказал эту историю ещё когда в институте учился. Я правильно понимаю?
— Правильно.
— Ну, а четвертый партнер…
— Он всю жизнь у Доронькина на побегушках.
— Икону и план, где указано место клада, у тебя украли.
Колька кивнул. Впервые на эту историю он взглянул как бы со стороны. Рассказанная вслух, она приобретала некие новые черты.
— Мне кажется, прежде всего надо отделить прошлое от настоящего. Давай вернемся в 65-й год, ведь это именно тогда случилось?
— Да, а в 64-м умер Пимен. Или в 63-м, — задумался Першин и взял из рук Веры одно яблоко. — Помню, все говорили, что дом на Выселках год стоит без хозяина.
— А куда семейство Пимена к тому времени делось?
Колька замер и перестал жевать яблоко.
— Удивительно, но тот же вопрос приходил в голову и мне! — воскликнул он. — Я ведь и у твоей матери хотел то же самое спросить.
Вера вздохнула. Мать до самой смерти находилась в полном сознании. «Доченька, пусть у тебя все хорошо будет…» Они понимала, что умрет, хотя никто не говорил ей об этом. Понимала и молчала, только о ней, Вере, беспокоилась.
Они сидели и слушали, как падают на землю спелые яблоки.
— Надо же, до яблочного Спаса далеко, а они падают и падают. И что бабка Матрена будет с такой прорвой яблок делать? — вздохнула Вера и вдруг встрепенулась. — Слушай, давай у бабушки спросим, ведь она наверняка что-нибудь слышала, деревни-то стояли совсем рядом.
Бабка Матрена явилась с кринкой молока.
— Хоть молочка попей, — обратилась она к Кольке, а то совсем ничего не ел утром.
Услыхав про Пимена, она пожевала деснами сухие губы.
— Вона вы про что… — если старушка и удивилась, то вида не показала. Видимо, в таком возрасте многому перестаешь удивляться.
— Бабуль, ты слыхала про них что или нет? — продолжала допытываться Вера. Живы они?
— Шшто им сделается, живы, — прошепелявила бабка Матрена.
Николай с Верой переглянулись.
— А живут где?
— Здесь и живут, в Степаниках.
Оказывается, после того, как умер Пимен, Гришку определили в сумасшедший дом.
— Больно колобродил много. А девок Глафира сразу к себе забрала, дом у сельсовета откупила и забрала. Сказывают, батька, Пимен старый, Глафире деньги оставил. А так — откуда у неё такие тышши? Домина-то вон какой, как корабль стоит.
Николай онемел от изумления, до сих пор не веря в то, что услышал.
— Как в Ежовке на отшибе жили, так и здесь, — продолжала говорить бабка Матрена. — Полина, старшая, да-авно умерла, а Гришка с Манькой здесь. Гришка умом совсем плохой, да он и был сроду такой, его больше в дурдоме держали. Сейчас плохого про него не скажу, смирный стал, а раньше того и гляди, учудит чего. Манька, сестра его, ничего, работящая, за коровой ходит. Глафира старая, все забывает, говорят, из ума выжила, а с виду посмотреть — крепкая еще, у них в роду подолгу живут. Я её давно не видела, наши, деревенские, сказывали.
— Дом она когда купила: до смерти Пимена или после? — замирая, спросил Николай.
Бабка Матрена вздохнула.
— И-и, когда это было, милок! Не помню я, запамятовала. Вроде после. Сначала дом купила, а потом Гришку дурака забрала, — стала опять объяснять Матрена. — Наши деревенские поговаривали, что могла бы и совсем его там оставить, да не захотела.
Он сник.
— А встретиться с ней можно? — спросила Вера, прочитав немой вопрос в Колькиных глазах.
— Отчего же нельзя?
— Полина когда умерла? — продолжала допытываться Вера.
— Не помню, лет десять, может, больше. Пожар она учудила. Мишка Шатун крик поднял, Глафира вовремя прибежала, успели водой залить, а то бы и дом спалила. После этого пожара на тот свет и убралась.
— Это какой Шатун, не из Ежовки ли? — удивился Николай, услышав знакомое прозвище.
— А то откуда же? Он, балаболка. Из Ежовки сюда переехал, как деревню разорили.
— Он и сейчас здесь живет?
— Вон его дом с худой крышей, второй от краю, — показала рукой бабка Матрена.
Колька молчал, сраженный услышанным, значит, и Мишка Шатун здесь. Ну и дела…
— Ты, Вера, своди его к Глафире-то, может, она ещё чего расскажет. — Матрена, кряхтя, поднялась со ступенек. — Яблоки вот падают и падают, куды девать? Урожай нынче. У тебя-то есть? — спросила она Веру.
— Да, две яблоньки хорошо уродились.
— А-а, я думала тебе с собой навялить. Жалко, сорт-то больно хороший, я не ем, зубов нет. Петька не знаю, когда приедет из Мурманска своего. И чего там застрял, жил бы здесь, на родине, нет, понесло его, черта, в такую даль. — Матрена шумно вздохнула. — Раньше хоть ребятишки залезут, обтрясут, а теперь и ребятишек не осталось, одни старики.
— Я тебе их в печке к чаю насушу, — пообещала Вера.
— Насуши, все не пропадать добру.
Бабка Матрена, продолжая ругать сына и далекий Мурманск, ушла. Николай, не замечая её ухода, продолжал сидеть на крыльце.
— Ну, что, пойдем к бабке Глаше? — Вера дотронулась до его плеча.
— Что? — вздрогнул он. — Подожди. Есть ли смысл к ней идти?
— То есть как? — опешила Вера.
— Дом в Степаниках был куплен сразу после смерти Пимена, так?
— Да, — ответила Вера. — Не понимаю, куда ты клонишь?
— Я и сам уже ничего не понимаю. Просто подумал, что дом куплен на те самые деньги, которые были в кубышке. Стало быть, нет никакого наследства.
— А те монеты, что оказались у тебя, ведь ты их нашел уже после смерти Пимена, они откуда взялись?
Николай обхватил голову руками.
— Ничего не понимаю, ни-че-го!
— Надо все выяснить до конца, — спокойно сказала Вера.
— Зачем тогда это завещание, которое он оставил моей бабушке? Ерунда какая-то!
Подбежал Малыш и, дружелюбно виляя хвостом, полез к Николаю на колени.
— Подожди, Малыш, не до тебя.
— Да пусть, — остановил её Николай, — хоть у кого-то день удачно сложился, вон морда у него какая веселая.
— Я думаю вот что, надо выяснить, когда был продан дом, а после этого делать выводы. Пимен был не тот человек, который пустые завещания писал. Пошли к Глафире!
Дом, в котором проживало семейство Пимена, резко отличался от других в деревне. Действительно, корабль, вспомнил Николай, оглядывая крепкое строение.
— Да, такой ещё век простоит, и ничего ему не сделается! — сказала Вера, оглядывая крепкие хоромы.
Бабка Глафира была дома одна. Она долго не могла понять, чего от неё надо. Вера, взяв инициативу в свои руки, быстро нашла с ней общий язык.
— Да не пугайтесь вы, мы уточнить хотим, когда документы на дом оформлялись?
— Купчая?
— Купчая, — подтвердила Вера.
— И, милая, не помню я, — замахала руками старуха.
— А вы посмотрите, бумаги какие-то есть?
Глафира затрясла головой.
— Нету.
— Этого не может быть, — строго сказала Вера, — бумаги у всех есть.
— Нету бумаг, Полина сожгла, сама чуть не сгорела.
У Николая упало сердце. Вот оно что… Не зря, как только бабка Матрена про пожар сказала, сразу почувствовал что-то неладное.
Он вышел во двор и увидел… Маню. Она несла ведро с кормом и бормотала что-то непонятное. Увидев Кольку, остановилась и радостно засмеялась. Он готов был поклясться, что она почти не изменилась. Мужеподобные черты лица, платочек в горошек, широкая темная юбка до полу, — время, словно в насмешку, пощадило её.
Продолжая бормотать себе под нос, она исчезла в глубине двора.
Николай вновь почувствовал себя маленьким мальчишкой. Ежовка, бабушка, кипящий самовар… Вот сейчас появится Маня и заговорит скороговоркой: «Гришка у батьки деньги украл».
Может, она что-нибудь знает, подумал он, может, спросить у нее? Но тут же отказался от этого, вспомнив бессмысленный взгляд слабоумной. Вряд ли она поможет. Да и грех беспокоить больного человека. Вот он, Пименов клад. Николай ещё раз окинул взглядом пятистенок. Громадный домина!
— Пошли, — незаметно появившаяся Вера взяла его за руку. — Я знаю, что надо делать.
…Они сидели на крыльце бабки Матрены и спорили. Вернее, спорил один Николай.
— Нет, — он непонимающе мотал головой. — Это ничего не даст. Столько мороки, а результат…
— Надо действовать последовательно, — не соглашалась Вера. — Зачем мы пошли к этой Глафире? Чтобы узнать, в каком году был приобретен дом. Так?
— Так.
— Я тебе ещё раз говорю, что существует возможность узнать это другим образом. Архивы…
— Вера, ты сама очень убедительно недавно говорила, что прошло очень много лет. Почему сейчас твердишь другое? Какие архивы, какие могут остаться документы?
— Да ты что?! — возмутилась Вера. — Сразу видно, что никогда дела с этими конторами не имел, уж с чем другим, а с бумагами у нас полный порядок. Это же
