которые сочувствовали ему, как могли.
— Нет в жизни счастья! Бьешся, как …ер о мерзлую кочку. Хуже скотины рабочей пашешь, и ни выпить, ни закусить с устатку. Питался бы я, как наша корова Зорька, одной травой, накосил бы себе стог сена и — порядок, ни от какой власти не зависишь, в магазин ходить не надо. А тут… Я на своем горбу эту флягу пер. И что? Теперь Настенка, как нужда, месяц зудеть будет…
Эти воспоминания заставили Николая грустно улыбнуться. Нет, его дядька был не просто любитель выпить, у него своя философия была. Жил он, как и большинство односельчан, бесхитростно, весь на виду.
Подойдя к пруду, Николай увидел, что на берегу стоит мужик и кричит, повернувшись к воде.
Николай прислушался.
— Гы, гы, га-а, — донеслось до него.
Странный человек продолжал бессвязно орать и размахивать руками. Подойдя поближе, Николай увидел, что он одет в какую-то хламиду в заплатках. Седая всклокоченная грива давно не стриженных волос была небрежно откинута назад.
«Что он делает здесь?» — мелькнула мысль. И в ту же секунду Николай узнал нелепо одетого старика. Это был Гришка, сын Пимена. Он звал домой гусей, потому и орал, и махал руками.
Николай остановился как вкопанный. Малыш, до того не подававший голоса, залаял.
Гришка, заслышав собачий лай, обернулся. Страшная гримаса перекосила его лицо.
— Гы-ы! — громко заорал он и затрясся.
Малыш ощетинился и зарычал.
— Стоять! — приказал собаке Николай и взял её за ошейник.
Пес стал вырываться из рук.
Гришка вдруг пригнулся и бросился бежать прочь.
Николай смотрел ему вслед со странным чувством. Тяжело видеть близко такой страшный недуг. Сейчас он опять как будто прикоснулся к прошлому. Оно было здесь, совсем рядом, но ни понять, ни разгадать его ему не под силу.
Когда узнал от бабки Матрены, что Гришка находится в Степаниках, подумал, что надо бы встретиться с ним. Зачем? Он и сам не знал. Наверное, чтобы ещё раз своими глазами убедиться: ни от Мани, ни от Гришки узнать ничего нельзя.
И ещё с одним человеком из бывшей деревни Ежовка хотел повидаться Николай. С Мишкой Шатуном. Когда услышал, что Шатун в Степаники переселился, сразу решил, что, не встретившись с бывшим пастухом, отсюда не уедет. Только торопиться с разговором не надо. Вернется завтра Вера из города, ясно станет: есть ли вообще смысл в таком разговоре?..
Глава 18
Ленька Сычов злился на папашу: и чего старый таится, чего изображает?.. Сказал бы прямо, так, мол, и так, а то одни недомолвочки да намеки. Легко сказать, последи за гостем Доронькиных. Здесь не город, все на виду.
Он открыл калитку и зашагал к батькиной избе. Машинально оглядывал двор: хорошее хозяйство, справное. Такое, что на два века хватит. Старый Сыч, может, и проживет два века. Крепкий мужик, излишеств себе не позволяет, не то что он, Ленька. У отца одно хозяйство на уме, да ещё — сколько в кубышку запрятал. Дурак, обругал себя Лоскут, он — законный наследник, ему все достанется.
Рядом с верандой незаметно притулилась собачья будка, в которой проживал Полкан. Пес, как и большинство сидящих на цепи собак, отличался на редкость злобным характером. А уж хитер был, бестия!.. Другого такого поискать. Заслышав, как открывается калитка, он, минуту назад гревшийся на солнышке, мгновенно скрывался в будке. И ждал. Привязан Полкан был очень толково: длины его цепи лишь немного не хватало до противоположной изгороди.
Те, кто навещали Сыча, знали, что по дорожке ходить ни в коем случае нельзя, надо держаться поближе к забору.
— Полкаш, Полкаша, — окликали его.
Он не подавал признаков жизни. Но стоило сделать лишний шаг, как пес выскакивал из будки, как черт из табакерки. Зубастая пасть щелкала в полуметре, норовя цапнуть. Посетитель, как ошпаренный, отскакивал к забору и костерил подлую собаку.
— До кондрашки меня, паразит, чуть не довел, — жаловалась соседка Сыча. — И главное, молчком все, тишком, а у меня руки-ноги затряслись. Убери ты, Егор, своего дракона, не ровен час, загрызет кого.
— Зато всякое жулье мой дом десятой дорогой обходит, — резонно возражал Сыч.
— Это точно, — вздыхала соседка, но к Егору лишний раз старалась не ходить.
Полкан и на дочку Леньки набрасывался, но она приспособилась. Быстро-быстро пробегала опасное место, держась поближе к забору, пока зверюга не очухался, и, стоя на веранде, показывала язык.
К младшему Сычу пес относился по-разному. Иногда пропускал, не гавкнув, а иногда появлялся из будки и глухо ворчал.
Сейчас, задумавшись, Леонид шел по дорожке, вымощенной красными кирпичами.
Полкан метнулся к нему и сбил с ног.
— А, твою мать! — заорал, опрокидываясь, Ленька и пнул его милицейским сапогом. — С-скотина! Я тебе…
Полкан, ворча и гремя цепью, полез в будку.
— Чего не поделили? — раздался голос Егора.
— Ну, батя, совсем псина озверел. На своих кидается.
— В горницу иди, нечего на улице орать.
Леонид, насупившись, сидел напротив отца.
— Дома он сидит. Первые два дня, как приехал, все где-то мотался, гулял по окрестностям. Природой нашей очень восхищался. Вчера с почты вернулся и больше никуда не высовывался.
— Сами Доронькины чем заняты?
— Как обычно. Васька по хозяйству вертится, дел по горло. Жаловался, вроде два борова приболели, Валя к ветеринару бегала.
— Значит, гость нынче дома сидит. Как его звать-то?
— Константин.
— И долго гостить собирается?
— Не говорят. Ксения с почты у Валентины спрашивала. Та плечами пожала, сказала, что Славик скоро пожалует.
— Вот как?
Егор заскреб затылок.
— А Колька Першин?
— Этот в Степаниках. У родственицы Веры Пчелкиной отдыхает, у бабки Матрены.
— Тоже никуда не выходит?
— Непонятно. Сама Пчелкина сегодня первым автобусом в город укатила, Першин у Матрены остался. Похоже, у него другой интерес. — Ленька подмигнул отцу. — По женской линии.
— У голодной куме одно на уме, — буркнул Сыч. — У тебя все интересы вокруг этого самого вертятся.
— Ну, батя, ты не прав.
Сыч раздумывал недолго.
— Вот что, голубь, заводи-ка ты свой драндулет, в Ежовку смотаемся. Там проехать-то можно будет?
— C коляской, наверное, сложно, почва влажная.
— Так отцепи, поедем без коляски.
Пока Ленька возился с мотоциклом, Сыч старательно запирал дом. Подойдя к будке, кинул кость Полкану.
— За хозяина остаешься.
Пес, гремя цепью, одним глазом косил в сторону Леньки, не забыл пинок сапогом.
— Только тебя зверюга и слушается. Никого не признает.
— И правильно делает. Вот помру, будешь тогда без меня командовать.
До бывшей Ежовки они добрались быстро. Лишь в одном месте пришлось с мотоцикла слезать.
— Жалко было отсюда переезжать? — вдруг спросил Ленька.
— Чего о пустом жалеть? Здесь я был Егорка Сыч, сынок немецкого пособника, а в Родоманове — Егор Проклович Сычов, самостоятельный хозяин, который никому не кланяется. Народу в центральной усадьбе много, про всех не упомнишь, кто пособник, кто герой. А нынче и вовсе — как вы говорите, демократия. Я, правда, и без этой самой демократии всю жизнь прожил, не тужил.
— Не, батя, будь помоложе, ох, и развернулся бы ты при нонешних порядках!
В глазах Егора мелькнула странная усмешка, словно он жалел о чем.
— Может, и развернулся бы.
Он, разминая затекшие с непривычки ноги, стоял возле огромных вязов. Такие бы великаны да на дрова пустить… Это на сколько же хватит избу отапливать?.. Задрав голову, Сыч смотрел на деревья. Да кто его рубить будет… Если только само упадет, и то пилить потом замучаешься. Вяз — дерево вязкое, тяжелое в работе, значит.
Раньше в Ежовке его бы за одни эти мысли анафеме предали. Он помнит, как срубил березу недалеко от своего дома, так воплей было! Не тобой посажено, не тебе и рубить, кричали. Вроде береза — она дом оберегает, их сажать, а не выводить надо. Что-то никто саму Ежовку от уничтожения не уберег.
— Знатные великаны! — Ленька с восхищением смотрел на вязы.
— Хватит пустое болтать, спрячь мотоцикл на всякий случай, бери лопату и пойдем.
— Зачем прятать-то, здесь никто не ходит?
— Слушай, что говорю, — прикрикнул на сына старик.
Выбрав направление, Сыч зашагал к Выселкам, да так споро, что Ленька едва поспевал за ним.
Егор думал о том, что сын не в него пошел, а в мать-покойницу. Такая же была росомаха. В какой-то момент захотелось бросить все и повернуть назад. Чего ради стараться, ему на два века добра хватит. Только два века не прожить. Вот и Пимен…
Вспомнив про Пимена, Сыч вздрогнул. Словно холодком протянуло в жаркий августовский денек. Он поднял голову. Ярко светило солнце, чего бояться-то?.. Ленька рядом, в случае чего, их двое. Ему стало сдыдно за собственную трусость.
Дойдя до места, где раньше находилась усадьба Пимена, Егор мгновенно понял, что здесь недавно кто-то был. Площадка, расчищенная от травы, — тут раньше дом стоял, — пустая бутылка из-под водки, обрывки газеты и черное пепелище от костра.
Ленька, увидя это, застыл как вкопанный.
— Ничего себе! — ахнул он. — Это кто же здесь побывал?
— Кто, кто, …уй в пальто! Сам говорил, что гость Доронькиных больше природой интересуется. Только вот место он выбрал любопытное.
Старый Сыч уже часа два мерял шагами усадьбу. Он загонял Леньку: то здесь копай, то там.
— Бать, у меня уже одно место в
