— Но… — Виктор в полной растерянности рухнул на стул. — Что же делать? Что же теперь делать?
— Смириться и платить, — махнул рукой Глеб Михайлович.
Полищук явился в санаторий без предупреждения, ввалился в палату в самый неподходящий момент. Виктор со спущенными штанами, у распахнутого настежь окна, пользовал очередную Любочку или Инночку. Накал страстей подкатывал к апогею, потому, не прерывая процесса, Осин выдохнул:
— Я сейчас…
— Да, да, я подожду…
Сцена совокупления, голая подрагивающая задница Виктора, произвели сокрушительное впечатление — старый адвокат покраснел, растерялся, смешно вытаращил глаза, мгновение слушал чмокающие ритмичные всхлипы и хриплые бормотания, затем выскочил в коридор.
Осин едва управился, бросился за Глебом Михайловичем. Тот сидел в кресле, прижимал к боку папку с бумагами, косился недоуменным взглядом на удаляющиеся длинные стройные ноги, вихляющую попку, коротюсенький халатик.
— Она без трусов! — Сокрушенно покачав головой, Полищук последовал за Виктором.
— Должен тебя огорчить, — начался разговор.
Если Глеб Михайлович не разменивался на политесы и приятельски тыкал, дела обстояли хреново.
— Я отказываюсь от гонорара и умываю руки. Выкручивайся сам, — неприятные ожидания оправдались тот час.
— Почему? — взвыл Осин.
— Есть основания.
— Что же делать?
— Платить.
— Без гарантий?
— Какие тут гарантии…
В двух словах адвокат обрисовал ситуацию: Круглов с задачей справился, побеседовал с каждым из фигуранотов, доложил о результатах. Они неутешительны — болезненно скривился Глеб Михайлович — подозревать по-прежнему можно всех и каждого. Предпринять, к сожалению, ничего нельзя.
— Вернее, я бы не советовал ничего предпринимать.
Еще не закончилось «хождение в народ», как Полищук получил по почте пакет с документами. Там были:
протокол изъятия героина у гр. Осина В.П.
заявление Ольги Литвиновой, о покушении на ее жизнь, свидетельские показания ее соседей, запись телефонной беседы, в которой Осин признает вину и спрашивает у Полищука: какой суммой откупиться от Ольги;
заявление Галины по поводу исчезнувшей мебели;
фотографии Осина с пистолетом в руках, его отпечатки на оружии, справка, что «ствол мокрый», то есть использовался при убийстве.
фотографии с этого убийства…
— Помнишь, ты влез в игорный бизнес? Потом пустился в бега? Через год из этого пистолета грохнули одного из твоих покровителей…
Осин перебирал листы ксерокопий дрожащими пальцами.
— Это серьезные обвинения. По каждому тебе грозит срок. Если мститель даст ход хоть одной бумаге, ты окажешься в тюрьме.
— Что же он хочет?
— Сто тысяч долларов.
— А потом еще сто тысяч?
— Сейчас некогда думать о будущем. Он дал три дня сроку.
— Хорошо, я заплачу. Что будет дальше?
— Тебе надо бежать, скрыться.
Профессиональный победитель, неукротимый Полищук поверженно склонил голову перед неуловимым мстителем? Осин чуть не заплакал от отчаяния. Если Глеб Михайлович советует сдаться, значит, шансов для спасения нет.
— И вы меня бросили, Глеб Михайлович…
— Прости, Виктор, я не могу ради тебя, рисковать жизнью.
— Не убьют же они вас в конце концов, — укорил Осин. — А мне пропадать приходится.
Полищук промолчал, не желая обсуждать свое решение. Свое предательство, кипел от негодования Виктор.
— Мне нужен адрес бабки, — потребовал сурово.
— Она запретила.
Виктор задохнулся от возмущения.
— Я погибаю, а вы мне про запреты толкуете. Говорите немедленно, где старуха.
— Кроме электронного адреса я не знаю ничего. Из пансионата, куда она отбыла, сообщили, что мадам Осина изволит путешествовать по Европе и вернется не ранее осени.
— Но я не могу ждать осени.
— Да, надо торопится.
— Боже!
— Ты хочешь сам передать деньги или лучше мне это сделать? — Полищук сокрушенно вздохнул.
— Чем раньше, я уеду, тем будет лучше.
— Когда ты приготовишь деньги?
— Завтра.
— На что ты будешь жить?
Виктор всхлипнул:
— Понятия не имею.
— Галина готова хоть сейчас выкупить твою часть квартиры и права на Отрадное. Она дает семьдесят тысяч. Сорок за квартиру и тридцать за дачу.
— Не может быть! Это же копейки.
— Если ты откажешься сегодня от тридцати тысяч, завтра она предложит двадцать. Послезавтра лесять.
— Сука! Блядь! Мерзавка!
— Зачем тебе старый дом, требующий ремонта и постоянного ухода? Зачем тебе развалина, которую даже продать невозможно?
— А зачем Отрадное Галке? — взревел в бешенстве Осин.
— Чтобы жить, — уронил Полищук.
Жить в доме ценой в десять миллилнов, знать, что каждая вшивая ложка и чашка стоит сотни, тысячи долларов, и не иметь возможности вытащить из дома, чашки и ложки ни единого цента? Ходить по деньгам, есть из денег, спать на деньгах и не пользоваться этим? Работать, вкалывать, вкладывать свои кровные в старую кирпичную развалину? В бесконечные ремонты? В запущенный сад? В дорогу?
— Я согласен! — Осин выхватил поданные Полищуком бумаги.
Завиток подписи увенчала жирная точка. Эра Виктора Осина в истории Отрадного закончилась.
— Надеюсь, ты не к Даше собрался? Сейчас не время для сентиментальных встреч.
Осин недоуменно вскинул брови.
— Мне сейчас не до нее.
Полищук понимающе кивнул. Когда горит земля под ногами, не до таких мелочей, как дочь.
— Что делать с машиной?
— Продавайте.
— Отлично. Сегодня Галя перечислит деньги, я приготовлю заграничный паспорт и билет на самолет до Рима.
