Он чувствовал, как нервирует Леру его наэлектризованное напряжением и страстью «пожалуйста».
— Не отказывайте мне, — едва не приказал он. И, завершая томительный, полный недомолвок, диалог, принял решение сам.
— Я буду ждать вас до закрытия кафе. Нет, я буду ждать, пока вы не придете. Хоть всю жизнь.
Круглов положил трубку и перевел дух. Он никогда не разговаривал подобным образом с женщинами. Никогда не говорил таких слов. Никогда не был умелым и галантным кавалером.
— И ладно… — выругался в сердцах. Не был и не надо. Значит самое время наверстывать упущенное. Сейчас или никогда!
«Ты рехнулся, — эхом донеслось из глубины души. Это уставшая, затравленная жизнью часть сознания пыталась сдержать другую, озверевшую от решительности: — Успокойся. Не лезь на рожон. Она такая как все. Ты рехнулся» и не слушала возражений: «Да, рехнулся. Да, такая как все. Но она моя! И будет моей!»
За столик кафе Круглов садился в твердой уверенности сдохнуть, но завладеть Лерой Кругловой. Мелочи вроде своих судимостей и ее семейного положения не имели значения. Он нашел свою женщину. Он явился за ней. Прочего не существовало.
Беседа началась:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Валерий Иванович потянул Лере паспорт, дал минуту на чтение.
— Мы тройные тезки, — удивилась она.
— Вы — моя судьба, — выдохнул Круглов.
— Почему? — спросила Лера. Не удивленно. Не насмешливо. А серьезно и задумчиво.
— Такие совпадения случайными не бывают. Это знак, — рубанул Круглов.
Она сейчас встанет, уйдет, решит, что я сумасшедший…бубнил в душе страх.
Она никогда не уйдет от меня, она поймет меня. Она будет любить меня всегда…блажила в душе надежда.
— У меня три судимости, однокомнатная квартира и никого на белом свете. Я не сразу понял, что к чему. Я не отступлю, — он вывалил в кучу праведное и грешное, и впился злым от волнения взглядом в лицо женщины, сидящей напротив.
Вечностью потекли мгновения.
— Я в растерянности… — Лера улыбнулась.
— У меня три судимости. — Круглова вдруг понесло с откровениями, — это очень много. Меня боятся женщины. Я боюсь их. У меня никогда не было жены и дома. Даже матери и той не было. Приютская крыса. Интернатский щенок. — Он спрятал лицо в ладонях и от нервного напряжения едва не расплакался.
Это мудрая, уставшая, осторожная натура взывала к Лериной жалости.
— Только не надо на меня так смотреть. — Решительной требовалась любовь, а не мелодрама.
— Вы ошиблись, — сказала Лера.
— В чем? — подался вперед Валерий Иванович.
— Круглов — распространенная фамилия. Валерий — довольно популярное имя. Ивановичей — пруд пруди. Тройное совпадение, конечно, редкость. Но отнюдь не вселенского масштаба.
— Нет, — ухмыльнулся Круглов. — Справочная служба зарегистрировала в городе двенадцать Кругловых. Десять мужчин и двух женщин. Но только мы с вами имеем инициалы В.И. Валериев из оставшихся — нет ни одного. Валерий с любой фамилией на весь Киев не наберется и пары десятков. Вдобавок, мы живем рядом. И каждому о другом рассказал один и тот же человек. Я не силен в математике. Но если вы хотите, закажу в Академии Наук расчет вероятности нашей встречи.
— Бред какой-то. вы меня разыгрываете? — Лера нахмурилась.
— Нет! — Круглов прикоснулся к ее ладоням, и тот час убрал руки. — Я серьезен как никогда.
— Странный у нас разговор.
— Странный, но вы должны мне поверить, — попросил он.
— Должна? Нет. Я не привыкла верить в сказки, — призналась Лера. — Извините, мне пора.
«Если ты — моя судьба, значит, я — твоя судьба. Узнай же меня! Узнай!» — Просил, молил, требовал Круглов от женщины, сидящей напротив него.
Узнай! Взывал к женскому инстинкту.
Узнай! Ждал, как высшей милости, решения.
Плевать, что грязной талой водой утекли сквозь пальцы годы. Сколько ни осталось силы в сухом жилистом теле, сколько ни осталось жару в сумрачной душе, все бросал он к ногам женщины, которую звали также как его.
Плевать, что за спиной грехи и глупости. Он не стыдился больше прошлого. Он расплатился по счетам. Он чист. У него есть дом, деньги, будущее. Он желал разделить дом, деньги, будущее с женщиной, которую звали так же как его. И просил, молил, требовал одного-разрешить сделать это!
Узнай! Суженая, ряженая, судьбой подаренная поднялась, собираясь уйти.
Глупая, подумал Круглов, надеется, что я отпущу ее. Откажусь от счастья. Как же! Нашла дурака!
Подавая Лере куртку, Круглов безапелляционно заявил.
— Завтра я встречу вас после работы.
— Это вопрос или утверждение?
Он не ответил.
— Я проведу вас.
Он не спрашивал.
У подъезда Лера впервые назвала его по имени:
— Спасибо, Валерий. Вы подарили мне чудесный вечер. Я снова почувствовала себя женщиной. С некоторых пор я сомневалась и в способности чувствовать; и в принадлежности к женскому полу. Не отчаивайтесь. Вы встретите хорошего человека. Вы заслуживаете счастья.
— Я уже встретил! — вспылил Валерий Иванович. — Если вас не пугает мое прошлое, считайте, что с сегодняшнего дня я ухаживаю за вами. Согласны? Завтра возле библиотеки вы дадите мне ответ! Сутки на размышления!
День-ночь сутки прочь…
Лера собралась возразить: она не станет размышлять. Бывшие уголовники ее не интересуют. Тройные совпадения не впечатляют. Она не ввязывается в аферы и не бросается на шею первым встречным. Ей не нужен этот тип с горячечными глазами.
Лера собралась все так прямо и сказать, но не смогла связать двух слов.
Март ли тому виной, холодный, слякотный, стылый? Вечер ли полный дождинок и ветра в ответе? А может зима, не желавшая покидать древний город, чудила? Или весна-сумасбродка, грядущим теплом, морочила голову? Но Лера промолчала, позволила говорить мужчине. Себе разрешила слушать жаркие жадные слова. О любви, о судьбе, о счастье.
Милая. Единственная. Я мечтал о тебе. Горькими одинокими ночами я мечтал о тебе. Я знал и верил: ты есть. Ты создана для меня. Для моих рук, губ, естества. Для моей любви. Нежности. Силы. Ты моя. Я пришел к тебе. Я пришел за тобой. Я пришел за тем что мне положено в жизни. Ты — мой удел, моя участь, мой жребий. Ты — моя. Это не обсуждается. Это факт.
Факт ли? Лера стояла молча, насупившись, кусала губы. Прятала лицо в воротник куртки, пряталась от чужих слов и своих желаний.
— Милая моя.
— Не твоя!
— Моя!
Если бы Круглов полез сейчас с поцелуями, она бы вырвалась и, возможно, ударила его.
Если бы схватил, прижал к себе — тоже бы вырвалась и ударила.
Что ни сделал бы сейчас Круглов, Лера ударила бы его и гордо ушла победителельницей.
Но сегодня ей было уготовано поражение. Круглов смотрел на нее ласково и пронзительно; он гвоздил ее взглядом, из которого адовым пламенем лилась кипучая как смола нежность; он молчал, пронзая
