— Значит, договорились: мы тебя не знаем, ты нас не видел. Так?
— Так, так, — закивал Виктор.
— Поведешь себя умно — дело под сукно ляжет. Вякнешь слово — пожалеешь! Сядешь за хранение и распространение!
С тем гости убрались восвояси. Виктор облегченно вздохнул и только спустя полчаса спохватился, что ни спросил ни фамилии, ни звания командира. Через день, другой, устав бояться и нервничать, он смирился — будь, что будет. Потом в суете как-то позабыл о происшествии. И только в свете Ольгиного предположения сложил два и два. Понял, события не случайны. Отнюдь не случайны.
И все же признавать заговор не хотелось. Очень не хотелось.
— Не преувеличивай. Выдумала тоже — заговор! — Виктор даже насмешливо фыркнул. — Паникерша.
Он отвернулся к стене, притворился спящим. Хотелось остаться одному и подумать. Заговор?! Версия объясняла многое.
Ольга потихоньку выскользнула в кухню, включила радио. В перепеве то женских, то мужских голосов стелились нерадостные воспоминания, выстраивались по ранжиру. С октября позапрошлого года по февраль нынешнего, с мертвого Азефа до сегодняшних набиравших цвет синяков не было практически ни одного мирного месяца. Ни одного, ужаснулся Виктор!
Но кто, черт возьми, ему мстит? И за что? Осин не ощущал за собой вины. Он перебирал дни, месяцы, годы и не находил происшествия, за которое его стоило бы наказывать так жестоко. Он не убивал, не грабил, даже не плодил по свету сирот. Его не за что ненавидеть.
С тем Осин и вышел к Ольге:
— Я не сделал ничего плохого, — сказал тихо. — Меня не за что карать.
— Да? — Ольга улыбнулась ласково и недоверчиво. — Я боялась услышать иное. Слава Богу!
— Что, слава Богу?! — вызверился Виктор, — что ты боялась услышать?! Что?
— Ничего, ничего, успокойся. Раз ты ни в чем не виноват, все в порядке. Это недоразумение, стечение обстоятельств, видимость.
— Какая видимость? — заорал Виктор. — Что ты несешь? Я под колпаком! Под прицелом! Я не знаю, как жить дальше! Не знаю, что меня ждет завтра!
Завтра ждать не пришлось. Беда объявилась сегодня. Зазвенел телефон.
— Да! — Виктор схватил трубку.
— Виктор? — спросил мужской низкий голос. — Узнали? Отлично! Я собственно в отношении Оли звоню. Я сейчас как раз работаю над ее биографией. Что вас больше интересует: пикантные подробности прошлого, постыдное настоящее или отсутствие перспектив в будущем. Что выберете? Любая прихоть за ваши деньги!
Осин нажал на рычаг. Череда коротких гудков сменилась непрерывным зуммером.
— Сволочь! — прорычал, снова впадая в ярость. — Ублюдок! Мудак паскудный! И ты хороша! Трам- тара-там-там!
— Возьми себя в руки! Немедленно! — приказала Ольга, тоже срываясь на крик. — Не будь бабой! Прекрати истерику! И не смей орать на меня, понял?!
— Понял, — Осин очнулся. — Понял, — повторил по слогам. — По-нял, — протянул гласные звуки. Роковая истина торила дорогу в сознание. Кто-то объявил ему войну, кто-то пытается его уничтожить. Кто- то! Кто?
— Я понял. Извини, Оленька, — под прицелом милых глаз требовалась выдержка и спокойствие. Играть Осину не хотелось, на лицемерие не хватало сил.
— Кто это звонил? — спросила Ольга.
— Мой враг. — Ответил Осин.
Круглов
Полтора года назад
Убивать пса поехали через неделю. Стоял ясный сентябрьский деней. Виктор Осин — русявый, со смазливой мордахой и ладной фигурой, мужик под сорок гулял с громадиной ротвейлером в парке. Круглов подумал: «Странны дела твои, господи. Живет человек и не знает, что кто-то скоро сломает его судьбу. Как сук об колено. Раз и готово: нет ничего. Одни осколки». И псу посочувствовал: ни за что погибает.
В прицеле оптической винтовки морда здоровяка ротвейлера казалась добродушной и симпатичной. В компании двух немецких овчарок и увальня сенбернара, пес носился по полянке, не чуя, не зная, что истекают последние часы его на бренной земле.
— Собака чем виновата? — Круглов угрюмо разглядывал туманную даль горизонта. — Дети за родителей не в ответе, собаки тем более.
— Не морочь голову, не разводи сырость, стреляй, — процедил Дмитрий.
— Может лучше самого Осина грохнуть? — в перекрестье вертикальной и горизонтальной линий появилась мужская фигура. Оптика давала хорошее разрешение, позволяла рассмотреть лицо Виктора в мельчайших деталях. Ничего не омрачало безмятежность красивого лица. Тридцативосьмилетний удачливый бизнесмен Виктор Осин пребывал в отменном настроении и радужном благодушии. О существовании Дмитрия и Круглова он не подозревал, не догадывался о планах относительно своей персоны, не знал, что в укрытом золотой листвой парке, именно сейчас, двое мужчин в бордовых «Жигулях» собираются разрушить его жизнь.
— Ты ведь отказался убивать, — напомнил Дмитрий. — Ты гуманист и боишься крови.
— Я крови не боюсь, — не согласился Валерий Иванович, — я пачкаться не желаю.
— Тогда, делай свое дело, — приказал сердито Дмитрий, — кончай кобеля. И заткнись.
Круглов опустил оконное стекло, устроился поудобнее, сместил мушку прицела с мужика на ротвейлера и плавно выжал курок. Дмитрий, наблюдавший за акцией через линзы бинокля, довольно хмыкнул…
— Пули-ампулы — это хорошо. Не надо руки пачкать. Когда яд начнет действовать? — спросил спустя минуту.
— Сразу же, — ответил Круглов.
— Когда будут результаты?
— Часов через десять, двенадцать.
Дмитрий метнул взгляд на часы. Семь утра. К вечеру пес околеет.
— Тебе его ни капельки ни жалко? — спросил Круглов.
— Кого? — холодно полюбопытствовал Дмитрий.
— Кого угодно: хоть пса, хоть мужика.
— Нет.
Других комментариев не последовало. Круглов невозмутимо отвернулся к окну. Его одолевало любопытство: чем Осин так проштрафился? Чем заслужил наказание? Увы…его попытки вызвать Дмитрия на откровенность не увенчались успехом. Шеф умел хранил свои тайны и посвящать в них помощника явно не собирался
— Кстати, — пошутил на прощание Валерий Иванович. — У меня вопрос. Ты не боишься, что я сдам тебя Виктору?
— Нет, — Дмитрий притормозил «Жигуль» у обочины, — я ничего не боюсь.
— Ничего?
— Ничего.
— Даже смерти?
— Ее меньше всего. Осин лишил мою жизнь смысла, уничтожил прошлое и будущее. Я разрушу его настоящее. Понял? — Когда Дмитрий заигрывался и ударялся в пафос, Круглов чувствовал себя зрителем на плохом спектакле. Но демонстрировать свою наблюдательность и делиться выводами не спешил. Мало ли еще как история повернется.