свечку к пороху, рассыпанному на полке ружья, из которого Федот собирается застрелиться: помогать так помогать. Сам же Федот не ведает, чего он хочет. Домостроевская птичья идиллия: и правильная Маруся, берегущая мужнину честь и отгоняющая соискателей — от генерала до царя — сковородкой, и Марусины упавшие с неба пернатые родственники, и кучки зерна на столе, которыми она потчует мужа на завтрак, обед и на ужин, — все это Федоту не в радость. Он в вечной истерике и в отчаянии, весь в своих отношениях с властью, которая гоняет его туда-сюда и пугает всякими страшными карами.
Сказочная партия власти — царь, нянька, генерал, тощая, длинная, как коломенская верста, царева дочка и примкнувшая к ним ученая баба Яга — изображается в фильме (как, впрочем, и у Филатова) с традиционным лубочным сарказмом. Грозный царь — похотливый импотент с морковкой, подвязанной к поясу вместо «мужского достоинства». Идиот генерал (В. Гостюхин) — шпион и наушник с собачьим «передником» для медалей, превращающийся по ходу рискованного общения с нечистой силой — то есть Ягой — то в орла, то в оленя, то в зайца (впечатлительный). Сама Яга (О. Волкова), претендующая на лавры представителя альтернативной медицины (в качестве взятки генерал преподносит ей профессорскую квадратную шапочку)… Еще один чудной персонаж — тощий, синий мужик, состоящий при пыточной камере для демонстрации (на нем) телесных наказаний и пыток. В фильме его последовательно четвертуют, обезглавливают, топят в бочке, сажают на кол… Бутафорские экзекуции показаны с жутковатым гиньольным натурализмом (по части изображения жестокости народное искусство, как известно, не знает ограничений; и Овчаров дает себе волю, раскручивая этот мотив по полной программе). И несмотря на то, что подопытный мужик неизменно воскресает, Федот все равно каждый раз пугается, как дитя, и бежит к себе в избу отчаиваться и стреляться. Русский человек все знает про свою власть; ее высмеивание и осуждение давно стало отполированной веками народной традицией. Но с этой властью он сжился, она своя, родная, понятная; ее можно терпеть до бесконечности, делая вид, что веришь ей и до смерти ее боишься, а можно взять и прихлопнуть одним махом. Только вот что потом?..
Федот терпит и боится, пока власть не отправляет его на поиски «русской идеи» — «То-чаво-на- свете-нет». Это дело серьезное, грозящее нарушить привычную стабильность домашнего российского беззакония. Всякий раз, когда русский народ устремлялся к «тому, чего нет на свете», власти приходилось несладко. Вот и здесь, на острове Буяне, где с неба падают шестиэтажные гамбургеры, Федот находит сие дивное диво. В сказке Филатова «То-чаво-на-свете-нет» фигуры и телесного облика не имеет; это просто невидимый податель волшебной халявы — бесплатных пряников, пирогов и плюшек. В фильме он обретает харизматическую наружность Виктора Сухорукова, обритого к тому же на полголовы. Этот разбойного вида персонаж приставлен к хитрому и сложному сооружению — бревенчатому колодцу с люлькой и воротом, проходящему сквозь всю толщу земли. На нижнем конце — Америка. Герой Сухорукова отправляет туда народ с лукошками, собравшийся, как по грибы, за дешевой жратвой, оттуда же прибывают к нам «антиподы» — персонажи американского рекламного трэша (особенно хороша парочка культуристов в экономных плавках и бикини, принимающих позы, подчеркивающие рельефность мышц; на фоне зеленого леса они — ну чистые Адам и Ева американской мифологии). Впрочем, колодец, по всей видимости, — не просто транспортная артерия. Судя по количеству кровавых рубцов и шрамов, которые демонстрирует Федоту «То-чаво-на-свете-нет», он помимо прочего персонаж, призванный конвертировать американскую модель капитализма в российскую. А такие люди воистину фантастичны. И коли «русская идея», национальная вековая мечта о «несуществующем», трансформируется в идею построения капитализма в России, результатов тоже остается ждать самых диковинных.
Едва Федот и «То-чаво-на-свете-нет» прибывают на Родину, там начинается форменный «русский бунт» — разгул стихии. Власть, подвергнув всенародному осуждению, сбрасывают в колодец (то бишь — в Америку). Одна только царева дочка не хочет никуда эмигрировать, ей по-прежнему подавай Федота в мужья. Польщенный и возомнивший о себе Федот готов пойти ей навстречу: подумаешь, женат! — воля, чего хочу, то и делаю. В результате обиженная Маруся улетает от него, вновь обернувшись сказочной полуптицей: глядит с небес на Федота и льет золотые слезы. Царская дочка тоже испаряется. Федот остается ни с чем. А прочий люд, задумавшись, какая же такая у него заветная мечта, и не найдя в душе своей ничего, окромя страстного желания «истребить соседа Кольку», дружно принимается махать кулаками. Так и машет, пока не истребляет себя под корень. Вновь — оперная панорама: горелые печные трубы, побитые стрельцы, рыдающие над ними бабы.
А вслед за тем мы видим, как потешник на помойке, закончив рассказывать историю про Федота, любовно оглаживает пасущегося тут же лилового шестиногого коня. И в последних кадрах за речкой, сияя анилиновыми красками, встает Кремль, осененный громадными небоскребами.
Как видим, эмоциональная доминанта этого разухабистого фольклорного повествования — самоирония и растерянность: все вокруг люди как люди, а русский человек вечно проносит ложку мимо рта. И ничто ему не впрок — ни сказочная упавшая с неба удача, ни почти чудом давшаяся свобода… Все, к чему он привык, — служить, чертыхаясь, развратной, беззубой власти. Избавившись же от нее, «Федот-стрелец, удалой молодец» с удивлением взирает на изменившийся в результате сего стихийного катаклизма русский ландшафт. Но главное, ему хватает трезвости и широты никого при этом не винить, ни на кого не злиться и по-прежнему относиться к жизни с философской ухмылкой.
Что ж, если таково послание, донесенное Овчаровым из глубин коллективного бессознательного, дела не так уж плохи. В кладовых лубочной, фольклорной образности хватает средств для адекватного постижения ситуации. И это значит: народ наш духовно жив, все так же свободен и готов, ускользая от всех идеологических манипуляций, горько и весело подтрунивать над окружающими и над самим собой.
WWW-обозрение Владимира Губайловского
«Личная страница» — на первый взгляд периферийный феномен в современном Интернете. Действительно, разве можно сравнивать какие-то поделки школьников и домохозяек с поисковыми программами, которые перелопачивают терабайты (240) информации, или системами электронной торговли, которые то приносят многомиллионные прибыли, то еще большие убытки, с энциклопедиями и библиотеками, с сетевой периодикой и многими, многими другими явлениями, которые, кажется, сегодня определяют облик Интернета. По сравнению с этими глобальными явлениями «Личная страница» — частное дело, интересное кроме создателя еще, может быть, десятку его знакомых. Но мне кажется, что именно «Личная страница» и есть то совершенно новое, что принесли глобальные сети, то небывалое, что стало возможно только в эпоху Интернета. Все остальное было, может быть, не совсем в том или совсем не в том виде, что сегодня, но было. А вот «Личной страницы» не было. Ей просто негде было разместиться.
Как выглядит типичная «Личная страница» студентки второго курса университета (у нас теперь все сплошь университеты или, на худой конец, академии, один институт остался, и тот — Физтех)?
Несколько фотографий из серии «Как я провела лето» — довольно нечетких и не претендующих на совершенство формы, ссылка на сайт «Русская фантастика», рамблеровский счетчик посещений и вроде бы все. Нет, примостилась еще внутренняя ссылка: «Об авторе». Но и здесь как будто ничего особенно интересного. Родилась, училась, учусь, интересуюсь. Люблю то-то и то-то. Мои друзья — и ссылочки, как положено, на ресурсы друзей. Немудреный или, напротив, аляповатый, попугаистый дизайн (это чаще у мальчиков), когда на экране все время что-то моргает, падает, сыплется: бабочки летают, динозаврики откуда-то выскакивают. Что можно в такой странице увидеть? А ведь главное уже есть. Еще в непроявленном виде, еще с хвостом и жабрами, но есть.
Что нужно знать и уметь, чтобы сделать подобную страницу? Оказывается, довольно много. Для начала необходимо научиться не бояться компьютера. Он должен стать не зверем, который все время норовит не то чтобы съесть своего пользователя, но уж непременно как-нибудь напакостить, а тихим домашним животным, которое на все согласно и, если не дергать его за уши и не гладить против шерсти, может очень и очень помочь. У юного поколения процесс привыкания к компьютеру времени не занимает вообще. Они вырастают с мышью в руках. И бояться компьютера для них так же странно, как бояться домашнюю кошку. Но так дело обстоит не всегда и не со всеми! И сегодня есть сколько угодно людей (их
