советском, о силе/соблазне/притягательности советского? Ладно, пропустим. Вот еще пример — Павел Васильев. Одно из последних его стихотворений «Прощание с друзьями» (написано в 1936-м, уже в предчувствии и на пороге гибели, напечатано впервые в 1968-м):
«Собирать тяжелые слезы страны». В 36-м. У, какая антисоветчина… Но — что же говорит поэт людям, вышедшим к нему из гулаговской тайги:
Это еще один мой вопрос: такой вот комплекс (собирать тяжелые слезы страны / хорошо в стране нашей — ни грязи, ни сырости) является советской раздвоенностью или это уже сложившаяся советская целостность, усиленная художественной целостностью стихотворения, единством интонации? Могут возразить, что такие мощные и подлинные поэтические индивидуальности, как Павел Васильев, представляли, по выражению Галковского, как раз не советскую, а при(под) советскую поэзию. Но все не так просто. В том же 1936 году тот же Васильев написал политическую агитку «Живи, Испания!». В синем томике Большой библиотеки поэта они с «Прощанием с друзьями» соседствуют. Цитирую:
Вот это стихи действительно для Галковского. Чем они лучше/хуже стихов Сергея Есенина, в антологию попавших?
Ладно, идем дальше. Вот Михаил Исаковский, о котором составитель в предисловии отозвался так: «Громадный рой михалковых, долматовских и исаковских…» Возьмем известное стихотворение 1948 года, ставшее песней, «Летят перелетные птицы…», его можно было бы включить в антологию Галковского (он не включил) и с не меньшими основаниями отвергнуть. Прочтем его — но, так сказать, не в мажоре, а в миноре, как элегию: