На ВолгеВолна набегает, и берег давай говорить —о веслах, винтах, парусах и канатных паромах.Она отвечает, но речи потеряна нить.Доносится лишь: — Я не дура. — Я тоже не промах.И было б забавно взаимное их хвастовство,не бейся там сдавленный всхлип и мольба. Опозданье —от века в ней свойство натуры, тогда как егонатуры ядро — неназначенных встреч ожиданье.Лаская губу ль его заячью, волчью ли пасть,щекочет она изъязвленное ею же нёбо.И чья, непонятно, в их кашле натуга, чья власть.И кто задохнулся, она или он? Или оба?* * *Здесь кукушка из лесу благовестит,дескать, вот, пощусь и тащусь.И глотает гусеница пестицид,от себя, мол, сама лечусь.Это в городе пьют с карамелью чай,но пути туда топь да гать,топь да гать километров тыща, считай,не видать отсель, не слыхать.Это там телевизорный есть король,на все руки мастак-мудрец.А у нас он ноль, босота и голь,на дырявой дуде игрец.А ведь мы уж не то чтоб совсем куку,не шаляй-валяй — ведь у насжмудь-страна приснилась раз мужикуи не Шяуляй — Каунас!И хоть наша кровь не из тех европ,а сама собой по себе,но на вкус и запах она — укроп,истолченный с солью к зиме.Да не с той, что под веки сует себя,солью зренья. А с той, что с веквдруг слетает на теплую пыль, шипя,как сухой не вовремя снег.* * *Цезий, ванадий — как ты, наш брат металл,едущий в Венгрию из заполярных зон?Как ты, брат бог, брат герой наш — кадмий, тантал?Август, сентябрь — как ты, наш брат сезон?Как ты, кузен наших блатных судеб,тетки-природы дальняя кровь, племяшредких земель и полнозвездных неб,пестрый ландшафт? Как ты, спектральный наш?Ты, ультрасиний, ты, инфракрасный, как?Мы же родня, а вся заодно родня.Даром что вы наждак, а на мне пиджак —если родня, как же вы без меня?Я не любви прошу — хороша любовьсвекра к заре! Но прахом идут миры,если принять, что не родственница моя кровьбратьев азота, стронция. Солнца-сестры.* * *Я видел во сне документ —от жизни и смерти отдельно.Всегда и на каждый моментон следовал им параллельно.Как клавиши немец кропилcon brio и скусывал ноготь —таким документ этот был,чтоб жизни и смерти не трогать.Он был протокол. Протоколмгновений и шага за шагом.Он все их булавкой сколол —лукав и до фактов не лаком.Я помню, сильнее, чем спать,хотелось сойтись с ним поглубже.Стать милым ему — чтоб читатьсебя он давал мне по дружбе.Тем более тем, что затих,вальс требовал слова и жеставзамен себе. Точных. Таких,чтоб сами вставали на место —на то, что назначили имв инструкции, если не спится,чернила и перьев нажимс пленительных лент самописца.* * *
