Верных Тебе или верить наученных.
Господи, Ты упокой их!
Елена Съянова. Вожди Третьего рейха: за и против войны. — “Знание — сила”, 2004, № 6.
“Значительная часть генералитета, промышленной и финансовой элиты и даже несколько очень близких к Гитлеру людей в 1938 году открыто заявляли, что Германия к войне не готова. Эту позицию четко сформулировал тот же Лей, как и все вожди, с народом говоривший одним языком, а с фюрером и коллегами другим: „Немцам, — сказал он, — нужно дать двадцать лет спокойно поработать”. Его мнение разделяли и глава рейхсбанка, авторитетнейший Ялмар Шахт, и Рудольф Гесс — самый близкий к Гитлеру человек, его заместитель (не только по партии, как принято считать, а заместитель, так сказать, в абсолюте). Внимательное изучение документов 1935 — 1938 годов привело меня к твердому убеждению, что и сам Гитлер до второй половины 1938 года отнюдь не был так железно настроен на „войну через два года”, как это принято думать. <…> Больше того, какие бы воинственные заявления ни делали с трибун Геринг и Лей, как бы ни трещал в эфире Геббельс, фюрер отлично знал о настроениях внутри страны. А были они абсолютно антивоенными. <…> Высокий моральный дух немецкой нации второй половины 30-х годов опирался ведь не на слова или призывы, а на ту реальную социальную программу, которую проводили нацисты, иными словами, — на вторую часть названия режима — „…-социализм”. (Об этом не любят писать историки. Но об этом помнят немцы.)”
Александр Тарасов. Не мир, но брэнд. Восприятие брэнд-агрессии провинциальной молодежью в России. — “Неприкосновенный запас”, 2004, № 2 (34).
“Эти заметки основаны на результатах исследований, проводившихся мною и моими коллегами по ЦНС и ИПП „Феникс” в 1997 — 2003 годах в городах Муром, Ковров (Владимирская область), Набережные Челны, Нижнекамск (Татарстан), Рыбинск (Ярославская область), Мичуринск (Тамбовская область), Серов (Свердловская область). Все эти города обладают едиными признаками: это райцентры с населением свыше 100 тысяч человек, являющиеся достаточно крупными промышленными и образовательными центрами, чтобы иметь собственное культурное пространство. <…> Особенностью обследуемой возрастной группы является то, что это — первое поколение, выросшее в атмосфере агрессивной коммерческой рекламы и соответственно навязывания брэндов”. Далее — весьма интересно.
Здесь же — Алексей Козлов, “„Люди против брэндов” как новый брэнд?”.
Трудно быть патриотом. [Круглый стол]. — “Литературная газета”, 2004, № 27, 7 — 13 июля.
Говорит Сергей Кургинян: “Но самое опасное из всего, что он [Путин] сказал, — то, что он менеджер, нанятый народом. Но если он менеджер, то Россия — корпорация. А любая корпорация ликвидна. Тогда почему бы не продать Россию за 25 триллионов долларов и не поделить эти деньги между всеми акционерами? Если завтра эту идею вынести на референдум, какой будет его результат?”
Говорит Александр Дугин: “Патриотизм сегодня не имеет смысла. Раз у термина нет содержания, не может быть и патриотического движения. Патриотизм — это не что иное, как понятие, связанное с определенными историческими этапами, примененное к тем или иным категориям, где-то к народу, где-то к нации, где-то к государству. Несмотря на саму простоту того, что мы подразумеваем, и самоочевидность этого понятия, сегодня это абсолютно неизвестная вещь”.
Говорит Валерий Соловей: “Русская смута — не только глубокий социополитический кризис, это радикальная смена русской традиции, ее мутация. Оставаясь русскими, мы становимся одновременно кардинально иным народом, чем были прежде. Это отличие касается основополагающих ценностей, культурных образцов, моделей поведения, что наиболее заметно проявляется в молодом поколении, формирование которого пришлось на последние полтора десятка лет. Фильмы „Брат-1”, „Брат-2”, „Война” в гораздо большей степени способствуют актуальному русскому самоутверждению, чем воспоминания о „России, которую мы потеряли”. Ростки надежды надо искать там, где стучится горячая кровь, где находится подлинная жизнь. Мы оказались на обочине мировой истории; и если наша культура, социальные институты не смогли спасти Россию, значит, они неадекватны, неэффективны и изжили себя. На смену идут новые люди с новыми идеями, ценностями, моралью. Как ни горько, надо признать: варваризация России — ее единственный шанс выжить и победить в мировой конкуренции. Происходящее в России — не чудовищное русское искажение, а набирающая силу мировая тенденция. Эпоха Просвещения закончилась, в мире — закат демократии, либерализма, прав человека... В этом смысле Россия опередила мировое время”.
Говорит Михаил Делягин: “Нас ждет социальный катаклизм, крайне неприятный из-за тяги не столько к социальной справедливости, сколько к справедливости национальной и, извините, религиозной. Нам нужно не рыдать по этому поводу и не комплексовать по поводу того, что в 93-м, или 91-м, или 17-м кто-то из нас делал что- то не то, а стремиться минимизировать разрушительные последствия этого стремления к справедливости и переводить его в созидательное русло”.
См. также: “Чем больше слушаю выступления, тем больше меня начинает пугать постановка вопроса. Во-первых, потому, что русский вопрос в России надуманный, такого в нашей стране не существует. Во-вторых, уже сейчас очевидно, что ради каких-то непонятных интересов на ближайшие 5—7 лет намечается определенный расклад для российской политики. Если раньше демократы противостояли коммунистам и Ельцин с Зюгановым успешно разыгрывали эту партию, то теперь „русские националисты” будут противостоять „русским космополитам”. Намечается новая бессмысленная, тупиковая альтернатива”
