желать и знать не надлежало ей.
Книга, называемая “Неразгаданный рай”, завершается не чем иным, как напоминанием о той,
что по стезе, привычной ей, обратно
уже, безвольно и неторопливо,
шла в погребальной тесной пелене.
И тут замечаешь, как много в книге сказано о смерти. Нет ли тут противоречия (Widerspruch) с названием, ведь преобладающее настроение книги вовсе не соответствует инфантильным аллюзиям слова “рай”? Пурин и сам пишет:
“Чистилищем”, “адом”, “раем” —
не все ли равно, как звать
тот край за чертой, за краем…
Не состоит ли высшее мужество как раз в том, чтобы действовать (писать, помнить) так, будто наши усилия все-таки отзываются чем-то в мироздании, при этом каждую минуту осознавая, что это, увы, заблуждение, заблуждение?.. И если жизнь неотделима от искусства, причем граница размывается со стороны жизни, то и от смерти она также неотделима, как бы ни обороняла свои рубежи:
И что же тогда под словом
“живу” понимаю я,
когда ледяным уловом
и ртутью небытия
моя осевшая лодка
наполнена до краев —
какою кличкой короткой
назвать теперешний кров?
Узнав, что корабельные доски толщиной в четыре пальца, Анахарсис сказал, что корабельщики плывут на четыре пальца от смерти, сообщает нам Диоген Лаэрций. Нет, поправляет его Антиох Кантемир, от бессмертия.
Владислав ДЕГТЯРЕВ.
С.-Петербург.
История страны / История кино. Под редакцией доктора исторических наук
С. С. Секиринского. М., “Знак”, 2004, 496 стр.
Зара Абдуллаева. Реальное кино. М., “Три квадрата”, 2003, 400 стр.
(“Artes et media”).
Внушительный сборник “История страны / История кино” собрал под одной обложкой около тридцати статей. Авторы — в основном историки и киноведы. Общий замысел, объединяющий их, — попытаться взглянуть на историю страны сквозь призму отечественного художественного кино. Идея, безусловно, интересная и нетривиальная. Впрочем, читать статьи было любопытно еще и вот с какой точки зрения. Кино не принадлежит к области традиционных исторических источников. Даже кино
