Новый Мир ( № 5 2005)

14 процентов остались удовлетворены, “что „черные” получили по заслугам”. Как жаль, что в исследование не включен вопросец: “Если бы Вам лично предложили принять участие в… м-м-м… силовом предупреждении приезжих, выдали инвентарь (стальные рейки и цепи) и транспорт доставки, то как бы Вы поступили?”

Итак, поздравим себя: примерно каждый шестой из нас — расист.

Журналист-правозащитник Лидия Графова, возглавляющая Информационное агентство “Миграция”, рассказала о работе Форума переселенческих организаций. На конгрессах форума, объединяющего 287 организаций и 200 тысяч активных мигрантов, работа, пишет, в частности, Графова, начинается с исполнения гимна (прямо как в “Республике Шкид”, добавлю я от себя). Пишет Графова и такое:

“Горько признать: Россия до сих пор не оценила привалившего ей богатства. Энтузиазм первой волны миграции, когда ехали самые энергичные, одержимые любовью к России, был фактически... посыпан дустом. По многим причинам. Но главная в том, что с самого начала у руководства страны не было политической воли принимать мигрантов.

Россия безуспешно ищет объединяющую национальную идею, а она — вот, валяется под ногами. Солженицын выразил ее двумя словами: „сбережение народа”. Принять гонимых соотечественников, проявив воспетую нашими классиками самоотверженность и широту русской души („русский мужик последнюю рубашку с себя снимет — другому отдаст”), значило бы, во-первых, укрепить дух нации. Не говоря уж о том, что принять мигрантов стране, где нарастает демографический кризис, просто выгодно <…>”.

Отмечу пространные свидетельские показания, помещенные в статье Елены Кирилловой “Вынужденные переселенцы в России: оправдались ли надежды”. Реальное положение различных групп мигрантов, о которых пишет, в частности, Кириллова, крайне неблагополучно. Полезными представляются и включенные в настоящий номер “Записок” две справки: “Российское миграционное законодательство” и “Нелегальная миграция”, подготовленные информационным консультантом журнала Алексеем Ковальчуком.

Миражи воспитания. — “Отечественные записки”, 2004, № 3.

“<…> Мы, родители, обречены вечно метаться в замкнутом кругу нескольких простых и, увы, неразрешимых противоречий. Откуда в ребенке дурные черты, от плохого воспитания или „от генов”, а если от генов, то от чьих — ваших собственных или родни вашей жены (мужа)? Как свое чадо воспитывать — как делали это наши родители или надо во что бы то ни стало держаться с веком наравне? В какую школу его отдавать — в частную и свободную, чтобы вырос белым и пушистым, или в государственную и палочную, чтобы знания „от зубов отскакивали”? Почему дети не торопятся принимать наши моральные ценности? Может, эти ценности устарели и нужны новые? Но если новые — то, право, какие же это ценности?

А может быть, нам вообще только кажется, что мы воспитываем своих детей, на самом же деле это только мираж и воспитывают их самостоятельно, без нашей помощи, природа и среда?

Наука, дай ответ! Не дает ответа…” (от редакции).

Александр Венгер в статье “Мы и наши дети” тоже задает сплошные вопросы и выводит: “Настоящие сложности возникают тогда, когда мы сами недостаточно ясно понимаем, „что такое хорошо и что такое плохо”, — другими словами, когда мы переживаем кризис. Похоже, что для многих российских семей сейчас настал именно такой период, поскольку само наше общество находится в кризисе”.

Теме исчезновения детства посвящен реферат по книге американского социолога Нейла Постмана, подготовленный Александром Яриным. Социальное понятие детства в оформленном виде, согласно этому исследованию, существует в сознании европейского человечества лишь последние четыре века и представляет собой искусственный продукт развития общества. Говоря о потенциальном средстве возрождения детства в Америке, Постман уповает на компьютерное программирование, требующее от подростка серьезных навыков и мастерства, оговариваясь, впрочем, что эта палочка-выручалочка может быть использована и не по назначению.

Об отношении к детям в русской традиционной культуре , главным образом в Средние века, пишет здесь Александр Панченко. Вспоминаются старинные “представления об особой, не подлежащей рациональной оценке власти родителей над детьми”, отразившиеся “в позднейших крестьянских поверьях о мистической силе родительского (и особенно — материнского) проклятия”.

Психологическую подоплеку шести воспитательных стратегий — от передачи ребенка