Анна не вздрогнула — знает, ждет. Медленно развернула голову, не убирая руку-подставку, и посмотрела глаза в глаза. Ее распахнутые карие проникли в щелочку его серо-голубых.
— Сын... Снова... Приехала... — отрывисто, но бесслезно сообщила она.
Он не выдержал ее беды — скосил взгляд. Вмиг устыдился своего балагурства. Хотя откуда ему было знать про арест сына? Но незнание не освободило от ответственности.
Суетливо — сам себя не узнал — поставив на стол общепитовскую тарелку с бутербродом, Евгений залпом выпил чуть теплый кофе и только тогда овладел собой.
Анна по-прежнему не сводила с него своих глаз. Поняла, что не от страха, а от стыда так потерялся ее друг?
Он молча накрыл своей широкой лапой крошечную, нежную кисть, беззащитно распластанную на деревянной столешнице. Сжал ее, и она, словно ожившая птица, перевернулась с брюшка на спину и лапками поскреблась о его ладонь. Конечно, все она понимает.
Как ей помочь?
Что он может?
Вопросы, на которые он не знает ответа.
Он, но не она, раз даже здесь разыскала его...
— Когда уезжаете? — Евгений все еще смотрел вбок. Себя не успел проверить. Душа рванулась, а тело?
— Ночью, — ответила Анна.
И он понял: свободен. Его ни к чему не приговаривают. Ну, если так, то... Он снова полез за часами и уже по-мужски, с ясностью известил. Глядя в ее глаза.
— У меня две лекции. После встретимся. — Он помолчал, соображая — где? Пришлось рискнуть: — Значит, через три часа на Большой Садовой?
Кивок, и она уже шествует к двери, и заспанные пассажиры расступаются перед ней.
На ходу доедая бутерброд, Евгений метнулся к телефону-автомату. Черт, монетки нет. Пока разменял, пока дозвонился — квартира-то коммунальная, — пока соседка разбудила приятеля, пока удалось уговорить его освободить помещение на пару часов...
Опоздал на лекцию.
Выговор. Третий. Это чревато...
2
Летний преподавательский отпуск. Сперва надо на Украину, побыть с женой и сыном. Больным. Из-за скитаний по Подмосковью обычная дет-ская простуда годовалого Колюхи перешла в воспаление мозга. Старого участкового врача как раз тогда посадили, а новый, выпускник рабфака и мед-училища, вовремя не распознал болезнь. И кроха, который в девять месяцев был смышленее и крепче двухлетних детей, продолжал физически развиваться еще быстрее, а умственно...
Ранним, нежарким пока утром Евгений выбирался из приземистой беленой хаты на цыпочках, чтобы никого не разбудить, в одних трусах несся к реке — не из-за спешки, а для разминки — и, сбрасывая на ходу сандалии, головой — в воду, обжигающую разгоряченную бегом кожу. Гребки делал мощные, плыл быстро, изо всех сил стараясь прогнать тревогу, которая норовила поселиться не только в мозгу, но и в каждой мышце его сильного тренированного тела.
После — в полном одиночестве — пару часов сидел с удочкой.
Думал.
Затягивает его. Винтом в воронку.
Ну, с родней все понятно — их вытащу. Главное — даже мысленно не возвращаться назад, не искать свою вину. Жену смог этому научить и сам ни разу не погрузился в растравляющие грезы: если бы предвидеть, если бы тогда... Стоп, стоп!
