Знать бы еще, о чем они говорят…
WWW-ОБОЗРЕНИЕ СЕРГЕЯ КОСТЫРКО
Интернет-колонка “Всюду жизнь” в “Русском Журнале” < http://russ.ru/columns/life > и < http://old.russ.ru/authors/kashin.html > , интернет-колонка в сетевой газете “Взгляд” < http://www.vz.ru/columns/2005/8/25/4816.html > 1; книга: Олег Кашин. Всюду жизнь. М., “Европа”, 2005, 168 стр.
Олег Кашин издателями его книги представлен как звезда нашей новой журналистики. Поскольку знают об этом еще не все — небольшая справка: Олег Кашин, 25 лет, из Калининграда, закончил Балтийскую академию рыбопромыслового флота, в журналистике восемь лет, начинал в калининградских газетах с левопатриотическими статьями. В 2003 году переехал в Москву и с этого же года — сотрудник газеты “Коммерсантъ”, колумнист “Русского Журнала” и сетевой газеты “Взгляд” в Интернете; в 2005 году издательство “Европа” издало книгу избранных эссе.
Специализация — политическая жизнь России.
Для “Коммерсанта” пишет репортажи, в Интернет — эссеистику, то есть нестесненно, без учета газетного формата, с лирическими и публицистическими отступлениями — про митинги и акции протеста, про политические судебные процессы, про нынешнюю государственную символику России, про ледоруб, которым убили Троцкого, про вышедшего из тюрьмы Иванькова как идеального для нынешней России будущего президента, про лидеров молодежных политических движений (пылкая девушка Кариша, сменившая уже несколько молодежных политтусовок, Илья Яшин из “Обороны”, Андрей Морозов, метатель помидоров в политических деятелей и журналистов, и другие), про быт и нравы современных СМИ, про “жизнь начальства” (политического) и т. д.
Пишет остро, выразительно. Читать интересно почти всегда, при том, что ничего особо нового не сообщается. Новое здесь — сам голос пишущего. Кашин предлагает взглянуть на окружающее глазами совсем еще молодого человека, мироощущение которого складывалось в эпоху Ельцина. То есть — феномен Кашина в его репрезентативности для своего поколения. Тем и интересен.
Разумеется, я не считаю все это поколение “кашинским”, но какие-то характерные черты нынешних молодых он, несомненно, выражает. О чем и пойдет речь.
Прежде всего автор позиционирует себя как журналиста оппозиционного: “Моя, например, биография — она похлеще гонгадзевской будет. Добрые отношения с радикальной оппозицией поддерживал? Не то слово. В поле зрения милиции и спецслужб оказывался? Неоднократно. Антипутинские колонки на РЖ писал? Писал. С Мариной Литвинович в Беслан ездил? Ездил. Абсолютно оппозиционный журналист” (“Думая о Рыбкине”). Поскольку, как считает Кашин, лицемерят все — “Ложь и манипуляции были и остаются оружием всех участников политического процесса в нашей стране” (там же), — он выбирает для себя роль того мальчика, который говорит, что король голый.
Предложенный автором, точнее, ретранслируемый им, молодежный вариант новейшей оппозиционности, скажем так, своеобразен. Кашин — не либерал и уже почти не “патриот” (патриот, разумеется, но — по-своему), он не советский и не антисоветский. Типа “он один такой”. Даже от наиболее близких ему нацболов (“лучшие люди современной России”) он несколько дистанцируется. В принципе, это нормально, в молодости все стараются быть максимально “эксклюзивными”. Отличающимися от тех, кто лжет, а это, повторю, по его мнению, все сплошь — либералы и антилибералы, официальные чиновники и нынешние оппозиционеры, даже самые экстремистские. Попав, скажем, на антизюгановский митинг старых коммунистов, организованный “Идущими вместе” для телекамер государственных каналов ТВ, он испытывает что-то вроде нравственной тошноты: “Я бродил среди ветеранов (самое ужасное, что они действительно ветераны, то есть те, кого я с младенчества приучен уважать, относясь к ним как к людям заведомо более достойным, чем я сам) и спрашивал каждого: „Вам нравится здесь? Вам нравится этот митинг?” А они не отвечали даже. Это как в фильме ужасов: ты среди них совсем один, а они сквозь тебя ходят, извергая слизь, оставляя ее на твоем лице и твоей одежде” (“Спасение красного флага”). С похожим чувством он слушает вернувшегося, можно сказать, с того света подводника Лепетуху, утверждающего, что никаких предсмертных писем моряки в том несчастном батискафе не писали. “Мы ни на секунду не переставали верить, что нас спасут”, — это при том, что Кашин держал в руках одно из этих писем. Подводник вынужден был защищать реноме адмиралов ВМФ. В этих и подобных очерках Кашин убедителен — здесь он дает волю непосредственному чувству.
В интонациях очерка про Лепетуху кроме обличительных нот есть и чисто человеческая сокрушенность и даже — сострадание подводнику: Лепетуха по состоянию здоровья вообще не имел права опускаться под воду в том батискафе, и скорей всего именно поэтому им легче всего было манипулировать. Или другой персонаж Кашина — прокурор, для близких сердцу Кашина нацболов один из самых ненавистных людей, выступающий на большинстве процессов против НБП гособвинителем. Он безжалостен, он упоен своей властью, он почти открыто презирает саму процедуру судебного разбирательства (“Когда выступают защитники, или свидетели защиты, или сами обвиняемые, он сидит за своим столом и демонстративно читает газету „Спорт-Экспресс””); и вдруг автор, разговорившись с
